Вячеслав Корнич - Правдивая небыль

— Слава нашему повелителю! Слава императору!.. Слава! Слава! Слава! — неслось со всех сторон.

В те минуты моя душа словно поднялась на вершину немыслимого блаженства, затопившего её целиком и без остатка. С каждой секундой я всё сильнее и настойчивее ощущал это умопомрачительное сладострастие, это туманящее рассудок упоение безграничной властью! Но в самый ответственный момент, когда я уже собирался произнести приветственную речь для своего народа, меня пронзила резкая боль в центре груди. Даже через одежду я видел, как покраснела кожа на том месте, где находилась звезда Перуна. Это, видимо, не укрылось от глаз Сауры, и она вопросительно поглядела на меня:

— Что-то случилось?

— Нет, нет… всё в порядке, милая, — поспешно заверил я сестру.

Обращая вновь свой взор к народу, я был ошеломлен увиденным зрелищем… Вместо ликующей толпы прямо перед моими глазами тысячи мужчин и женщин занимались откровенно греховным совокуплением. Перемена была просто разительной, нереальной! Я ошарашено глядел на эти переплетённые потные тела, слышал их похотливые вздохи, сладострастные стоны, сливавшиеся, как мне казалось — в один призывный шепот: мой повелитель…

Я не понимал, что происходит, но ненасытный огонь вожделения уже проникал в мою ослабевшую плоть, возбуждая в ней неистовую животную страсть. Меня тянуло к этим безумным, тянуло неодолимым магнитом! В следующую минуту я почувствовал на своих плечах желанные руки сестры… они игриво заскользили по груди и стали медленно спускаться к животу…

— Мой повелитель, пойдём, нас ждут… не будем разочаровывать их, — томно зашептала Саура.

Ещё немного и моя воля не устояла бы перед невыносимым искушением, но в самые последние секунды перед капитуляцией я услышал далёкий голос:

— Глеб, вернись…

Что-то перевернулось внутри меня в эти мгновения, будто спала пелена, а замутнённое сознание вдруг высвободилось из плена.

— Ты не моя сестра, убирайся прочь! — в ярости закричал я, отталкивая в сторону тело псевдо — Сауры.

После моего бунта искусственные декорации стали моментально рассыпаться в прах, а на месте недавней сцены безумного соития теперь извивались лишь шипящие клубки змей. Вскоре исчезли и они, но в моих ушах ещё долго звучал глумливый смех разоблачённой демоницы.

«Вот тебе и победил… похоже, что одной победой над страхом дело не закончится… Да здесь какой-то лабиринт, непроходимый лабиринт из человеческих слабостей и страстей!» — негодовал мой разум, когда я вновь оказался у знакомых руин города.

— Что ещё ты мне хочешь навязать, что?! — разорвал тишину мой крик отчаяния.

Но в ответ вернулось лишь тоскливое эхо.

«Тьфу ты, чёрт!» — в сердцах выругался я. — Я как та бабка из сказки у разбитого корыта! И этот голос… куда мне возвращаться?»

Я долго бродил среди останков погибшего города уже давно не видевших рассвета и постоянно возвращался на то же злополучное место; с каждым пройденным кругом ощущалась невыносимая усталость вперемешку с чувством вины за содеянное. Это чувство продолжало нарастать, укрепляясь вязью самобичевания. В то же время моё воспаленное воображение неотступно преследовали картины далёких событий: поверженный в руинах город, тянущиеся ко мне со всех сторон руки людей, зовы о помощи, крики проклятий… А я ничем уже не мог помочь им, ничем. Тяжесть вины становилась просто невыносимой, она готова была раздавить меня в любой момент и раздавила бы, ведь в эти минуты я не наблюдал каких либо знаков, способных помочь мне, да и выручавший не раз талисман почему-то молчал… Мертвящая пустота словно шла по следам вины, всё глубже и глубже забираясь в мою душу, оставляя после себя только безжизненную пустыню. И вдруг в ещё незамутнённых её глубинах я услышал знакомую мелодию, которая так заворожила меня во время загадочного сна. Я вспомнил, что означала эта необыкновенная песня на языке древних дравидов. Она была настоящей поэмой о зарождающейся жизни: о том, как среди мутных болот расцветал девственный дар непорочной чистоты — цветок лотоса.

Моё состояние стало проясняться, а на ум как-то само собой пришли слова дяди Серёжи, прозвучавшие в последнюю нашу встречу откровением отцовского напутствия. Сейчас же они огненным клеймом выжигали из моего сердца остатки печали:

— Пойми, Глебушка, вина — это удел прошлого и кандалы настоящего, она никогда не отпустит душу к свету… прими свои ошибки, осмысли их и попытайся простить себя раз и навсегда. А потом, когда облегчишь душу, иди новой дорогой в будущее, только там ты обретёшь истину.