Сергей Беляков - Мю Цефея. Цена эксперимента

— Ты врешь! — закричал Анастас. — Он жив! Они все живы! Ты только врешь и насмехаешься! Если бы не ты, этого всего не случилось бы! Я — глупец! Я пытался научиться состраданию у того, кому не позволено его иметь!

На месте глаз бесстрастно сверкнули зеркала.

— Ошибаешься, — ответила Даная, — мне позволено не иметь его.

Но Анастас уже не слушал. Он бежал вниз, спотыкаясь о камни, скользя по обрушенным плитам, падая; бежал туда, где суетились врачи, сверкали проблесковые маячки и где, свесившись с носилок, слабо тянулась к нему тонкая рука в радужном браслете.

Однажды, проснувшись, по своему обыкновению, в семь тридцать утра, Григорий Зайко обнаружил, что превратился в вещь. Родители обычно в это время не вставали, а пятилетнюю Анютку в садик всегда водил он, выкраивая сорок минут на крюк в маршруте «Дом — остановка». В окно светил наглый фонарь, и свет его неудобно ерзал по стенам — наверное, внутрь залетел мотылек. «Вот же гадость, — подумал Гриша. — Почему же в вещь! Почему не в таракана! Таракан хоть двигаться может, ножки у него, крылышки. Сейчас бы разбудил Анютку и отвел в садик, а потом — на учебу. Будто кто-то заметит, что я малость ожучел! Нет же, не повезло. Что делать?»

Григорий смотрел в противоположный угол комнаты. Он был бы и рад видеть что-нибудь другое, но глаза не сдвигались ни на градус. Голова, руки и ноги онемели, а сам Гриша ощущал себя легким, словно наполненным воздухом.

В восемь Григорий услышал, как в комнату приоткрылась дверь. Это Анютка, хитрая мордочка, давно проснулась и пришла посмотреть, почему брат ее не будит, как это было принято. Но свет не включила — чтобы не разбудить, если проспал, и самой быстренько вернуться в постель. Гриша сам был такой когда-то, поэтому знал.

Но за дверью сдавленно айкнули. Против обыкновения сестричка не помчалась обратно в свою комнату, а прижимая к груди своего любимого игрушечного льва, кинулась к брату.

— Гриша, Гриша! Тебе плохо, Гриша? Ой, холодный! — вскрикнула она, коснувшись его руки. Уже не скрываясь, топая и всхлипывая, Анютка помчалась в коридор. Гриша услышал: — Мама, папа, Грише плохо!

Были долгих несколько минут темноты, когда Анютка, судя по звукам, чуть не прыгала по кровати родителей, пытаясь убедить их подняться. На миг у Гриши, отчаянно жалевшего, что он не может даже издать звук, сжало сердце невидимой тонкой ножкой: а вдруг они тоже?..

Но нет. Свет зажегся, и в комнате появился сначала злой от недосыпа папа («Да что за чушь ты опять творишь, дочь!»), а потом и мама («Отстань от ребенка, что там с Гришей?»). Они остановились на пороге, потирая глаза и нарочито широко зевая. Сын привычно преисполнился вины, но показать это никак не мог: мышцы лица стали пластиком и отказывались служить. Гриша попытался хотя бы крикнуть что-нибудь сквозь сжатые губы, но раздалось только глухое: «М-м-м-м!» Наконец, устав буровить сына глазами, отец пробурчал:

— Лентя-я-яй… все, бунт? Ну уж нет. А ну вставай! На учебу пора.

— На работу, — подсказала мама, елейно улыбаясь.

— А-а-а, ну на работу! Вставай же!.. — Отец схватил Гришу за плечо и неожиданно легко поднял в воздух. Тут же уронил сына обратно на постель лицом вниз. Гриша больше ничего не видел, кроме белой простыни. Родители молчали, сестра рыдала в голос.

— Он же… там… холодный и легкий.

— Это кукла! — мгновенно сообразила мама. — Он надул нас и сбежал! Неблагодарный!

— Кукла… такая похожая? — Папа не был склонен к быстрым решениям. Он осторожно перевернул сына на спину, вгляделся в голубые глаза, сверлящие пространство прямо перед собой, пухлые щеки и горбатый нос.

— А ты не знаешь, какие теперь технологии! Они тебе все отпечатают на этих, тридэ-принтере с тридэ-ручкой! Ах он!.. Не поскупился куклу оставить, а ни словечка!.. С наркоманами связался, с бандитами!..

«М-м-м-м-м!» — завопил Григорий, не согласный ни с одним из обвинений. Но зря: мама продолжала метаться по комнате, заламывать руки и причитать. К счастью, звук заметил отец. Он приник ухом к груди сына, затем схватил его запястье, вслушиваясь во что-то.

— У него пульс… Наташ, у него пульс. — Отцу пришлось несколько раз повторить эту фразу, прежде чем до паникующей мамы дошло. — Иди и вызови врача. Врача, Наташа!

Мама, голос на которую поднимали крайне редко, притихла и заспешила в коридор, по пути запутавшись ногой в лямках валявшегося у двери Гришиного рюкзака. Но выпутываться не стала; потащила неожиданный багаж за собой и уже из-за стены закричала, называя адрес.