Александр Нетылев - Осколки старого мира [СИ]

И в следующее мгновение мир изменился. Исчез заваленный бумагами стол, исчезли бесценные книги и бесполезные расчеты, исчезла едва разгонявшая мрак чадящая свеча, исчезла маленькая келья, звавшаяся его комнатой. Исчез приятный вид на город из узкого окна, напоминающего бойницу.

Килиан стоял посреди обширного грота, стены которого состояли из полупрозрачных синих кристаллов. Кристаллы эти источали удивительно мягкий лазурный свет, - достаточно яркий, чтобы при нем можно было даже читать, но при этом недостаточно, чтобы раздражать глаза. Даже если смотреть на него прямо.

- Здесь красиво.

Теперь, слыша этот голос ушами, Килиан узнал его. Да и то, что его обладательницу он видел перед собой, тоже способствовало.

- Да, - подтвердил юноша, - Здесь красиво. Здравствуй, Ильмадика.

- Привет, - улыбнулась в ответ женщина.

Прошедшие два года изменили ее только к лучшему: она казалась как-то... здоровее, что ли. Не такой бледной, не такой изможденной. Кроме того, сейчас Ильмадика была одета в изумительное платье из фиолетового шелка, - по-прежнему прекрасно подчеркивающее совершенную фигуру, но уже не вынуждающее юношу отводить глаза, прогоняя неподобающие мысли.

- Где мы? - спросил Килиан.

- В субреальности твоего подсознания. Мастера магических искусств умеют делать ее такой, как сами пожелают. Но для большинства она остается отражением их души. Прости, что не предупредила сразу. Но я все еще не могу направить свой образ в какое-то место, кроме своей лаборатории. Связаться с конкретным человеком - это проще... если знаешь его.

А таким, похоже, был только он. Килиан почувствовал укол стыда: погруженный в свои научные изыскания, он и думать забыл о том кошмарном положении, в котором находилась эта красивая женщина. Все эти два года.

И все же, было кое-что еще.

- Я нашел твое имя в старых хрониках, - сообщил он, слегка замявшись.

Ответом ему был вопросительный взгляд.

- Ильмадика. Единственная женщина в числе Владык. Прозванная Сладким Ядом за свое коварство, льстивые речи и безжалостную жестокость.

- Так меня запомнили? - Ильмадика пыталась говорить спокойно, но боль и отчаяние все равно прорывались в ее голосе, - Что ж, признаю. Я действительно была одной из тех, кого вы называете Владыками. И я действительно порой совершала ужасные поступки. Я просто хотела жить.

Килиан, не отрываясь, смотрел на живую легенду, представшую перед ним. Когда он рассказывал о своих выводах, какая-то часть его хотела, чтобы она опровергла это. Чтобы это оказалась какая-то другая Ильмадика, не имевшая отношения к тем, чьи амбиции разрушили мир. Но другая часть хотела прямо противоположного. Оказаться причастным к чему-то невероятному. К чему-то великому. Судьбоносному.

Даже если "судьбоносное" следует понимать как "роковое".

- Ну вот, - вздохнула Владычица, - Теперь ты меня боишься. Не надо, прошу. Мне и так больно от того, что тысячи людей считают меня полным чудовищем.

- Я не такой, как они, - ответил юноша.

Действительно. Он сам, незаконнорожденный, пострадал от предубеждений. Он знал, что толпа жестока, безжалостна и скора на суждение. Ну, и еще тупа.

С нее бы стало объявить чудовищами огульно всех, кто владел магией Владык.

- Что же случилось на самом деле? - спросил Килиан.

"Никто больше не владеет столь достоверными знаниями о тех событиях", - говорил он себе. Впрочем, прекрасно сознавая, что это не было ни единственной, ни главной причиной его вопроса.

Ильмадика грустно улыбнулась:

- Мы хотели изменить мир. Величайшие маги, владевшие не только магией сердца, но и магией ума, мы объединились, чтобы построить новое, справедливое общество. Общество, где каждый будет занимать положение сообразно своим талантам и уму. Лефевр, наш лидер, называл это меритократией. Знаешь... Захватить власть тогда было даже слишком легко. Человечество устало от продажных политиков и бессмысленных войн. Люди были рады нам как избавителям. Они объявили нас богами. И мы приняли это. Мы верили, что достойны этого.

Килиан задумчиво кивнул. Идея того общества, о котором толковала Владычица, казалась ему прекрасной. Совершенной. Но было ли это реально? Можно ли определить таланты и ум человека так, чтобы результат был объективен? Ну, то есть, собственные ум и таланты молодой ученый считал объективно выдающимися. Но даже применительно к себе он сознавал, что отнюдь не каждый разделит его точку зрения. Оценить, взвесить и измерить всех людей... Это поистине задача для бога.