Азад Гасанов: Битвы зверей

— На их нивах трудятся рабы.

— Верно! А кто сражается в войске Рума? Наемники и инородцы с их окраин. И как сражаются?

— Не хуже нашего.

— Опять же верно! Что мы, что румины сражаемся из рук вон плохо.

— Думаю, что многие готовы поспорить с вами.

— Уже сотню лет длится война между Румом и Дарианой. Сотню лет! — Ануширван посмотрел на Коро Чубина своими горячими слезливыми глазами. — Что это за война такая, которой века мало? Что это за война, в которой никто не может добиться превосходства?

Коро Чубин развел руками.

— Такое случается. Когда силы равны, победе сложно определиться с выбором.

— Равенства в силе не бывает! — прокричал Ануширван и сам удивился своей горячности. — Признаю, — продолжил он, понизив голос, — по молодости лет я мало что смыслю в войнах. Но что такое война, если разобраться? По сути это большая драка. Так?

Коро Чубин качнул головой.

— А в драке, как всем известно, не бывает ничьи. А когда такое все же случается, это означает лишь то, что дрались понарошку. В настоящей же драке всегда кто-то берет верх над противником! Победе сложно сделать выбор, — заключил Ануширван, — когда нет ее достойных. И знай, что, когда в драке двое дерущихся проявляют слабость, всегда отыщется тритий, кто покажет силу.

— А ком вы? — выразил удивление Коро Чубин. — О Массагето?

Ануширван опять поморщился, будто в рот залетела муха.

— Это верно, степных воинов всегда отличала удаль. Но они разобщены. Они разобщены, еще больше, чем ваши подданные. Каждый из них бьется сам за себя. Не думаю, что массагеты способны явить силу.

— Не способны.

— Тогда кто же?

— Не знаю, — буркнул Ануширван. — Но кто-то, будь уверен, явит.

Коро Чубин задумался.

— Рум и Дариана величайшие державы мира. В их армиях собран весь цвет воинства, а в сокровищницах — богатства всей вселенной. Пусть обе державы не столь могущественны, как прежде, но и теперь никто не может сравниться с ними. Посудите сами, — мысль Коро Чубина, похоже, встала на крыло, — на севере обитают варвары, еще более дикие, чем массагеты. На берегу Внутреннего моря — книжники-омеретяне. Эти никогда не умели драться. На юге — погонщики верблюдов и скитальцы пустыни. У этих нет вождя и даже достойного имени. На востоке — согдаки и бактрийцы, но те наши союзники и к тому же сплошь купцы и земледельцы, для которых война худшая из бед. Правда еще дальше на востоке стоит Син, и, говорят, будто эта империя весьма богата. Но она расположилась на краю земли, за Небесными горами и за непроходимой пустыней. Перевалить через Небесные и пересечь пустыню можно только на спине дракона, это всем известно. Но драконов не осталось. Так что, мне думается, нет у воителей Сина возможности явиться к нам и показать свою силу. И еще я думаю, что нет и империи такой, а рассказы о драконьем народе, живущем на краю земли — вранье. Я так полагаю, что за Небесными горами и за Драконьей грядой обрывается суша, а за краем ее — бездна. Во всяком случае, с начала времен никто оттуда не являлся. Так о какой третьей силе вы говорите?

Ануширван не ответил. Ему, похоже, наскучила беседа.

— На Крышу Мира, прячась от властей, поднимаются лихие люди. Бактрийцы жалуются на них. Я слышал, они сбиваются в шайки, и некоторые из них велики числом. Говорят, этими шайками верховодят люди необычной наружности. Белобрысые и голубоглазые. Говорят, у них нет и кровинки в лице. В Аведе написано, что нелюди подобного вида должны спуститься с заснеженных вершин, когда Долгая зима во второй раз нагрянет на землю.

Ануширван нетерпеливо перебил Коро Чубина:

— Друг мой, довольно. Не желаю слушать глупости подобного рода.

— Я всего лишь пытаюсь определить третью силу, о которой вы говорили, — заявил в свое оправдание Коро Чубин.

— И я пытался, да не смог. Не думаю, что тебе это удастся. Но можешь поверить мне на слово, мы обречены, и наша держава на пороге бедствий. И дело вовсе не в белобрысых людях, кем бы они ни были. И неважно бескровны они или нет! Скажи, где ты видел таких людей? Такая масть и у лошадей на редкость. А чтобы и глаза при этом были голубого цвета, это уж точно невидаль.

— Так сказано же, что нелюди , а не люди. И знайте, господин, что во всех донесениях, что приходят из Бактрианы и предгорий Согда, говорится одно и тоже: в горах поселились белобрысые.

— О вещах подобного сорта начинают говорить всегда, когда предчувствуют близость бедствий. Это старая привычка — малевать беду с нечеловеческим обликом, будто люди сами себе навредить не могут. И разговоры о твоих белых пришельцах лишний раз подтверждают мои слова. Мы слишком долго благоденствовали. Привыкли к роскоши, привыкли к славе и позабыли о том, что ради первого и второго надобно трудиться. Так всегда бывает, — Ануширван замолчал, решая, стоит ли говорить дальше. А потом махнул рукой и выпалил. — Отцы добывают земли, отцы воздвигают стены, наполняют житницы хлебами. А дети их пользуются готовым. И если отцы потрудились на славу, то добра хватает и внукам. Наши предки были трудолюбивы, они воздвигли великую державу. Многие поколения их потомков пользовались плодами их трудов. Но как показывает опыт, дети таких отцов, выросшие в роскоши и неге, не проявляют способность и желание трудиться. Они не выносят усилий, а вкус пота и крови вызывает у них изжогу. Мы сто лет бьемся с Румом и не можем побить врага, потому что бьемся без усилий. Но когда против нас станет сильный враг, верь мне, мы будем обречены на гибель. И Румийская империя тоже!