Тимофей Царенко - Утилизация (СИ)

Некогда удивляться, некогда огорчаться и даже думать некогда. Пушка Гаусса выплевывает крохотный вольфрамовый шарик в нихромовой оболочке летящий с первой космической. Оружие способное прошибать насквозь бетонные бункера справляется и с непонятным монстром, просто испаряя тому голову.

Нога опускается на что то приземистое, и, не смотря на шрапнель, все еще живое. Влажный хруст проходит через корпус и боевой шагоход начинает набирать скорость.

Кто сказал что механоиды это медленно? В режиме форсажа на пресеченной местности Берсерк мог выдавать почти три сотни километров в час. Сама инерция машины была оружием. Добавить сюда облако молекулярных нитей, что в магнитном поле вытягивались струнами разрезая на своем пути любое препятствие. Через несколько секунд залитая дымящейся кровью машина завершала второй круг вокруг бота, освобождая площадку для выхода остального хвена и машин поддержки. Непрерывно меняя вектор движения и стреляя из всех орудий.

Кровавая бойная набирала обороты.

Даниэль вопил от восторга всаживая плазменную гранату в пасть очередной твари размером превышающим его шагоход.

Тактика была стандартная для битвы с мирами роя. Свихнувшиеся генетики радостно придавались преобразованиям живого, давая ему самые причудливые формы. И при определенном невезении твари вполне могли загрызть легкий шагоход. Но тут местные умельцы явно могут дать тамошним психам - ученым пару уроков. Местные твари мало того, что могли сожрать даже тяжелый шагоход, но и игнорировать урон определенным оружием, не говоря про то что крепость панцирей отдельных демонов позволяла держать выстрел в упор из кинетического оружия, так пару монстров с явным аппетитом ловили сгустыки лпазмы и сжирали их.

Если бы кто то сказал что в битве на планете Штурм мастер будет держаться против биологических монстров только за счет скорости, то Даниэль бы предложил тому рассказчику поделиться таким забористым психоделом.

Но правда была такова, через пять минут боя, исчерпав боезапас на треть, Штурм-мастер понял что десантировался он куда-то не туда.

Какой поиск и уничтожение? Какая тактическая сеть? Какие сложные расчеты? Всех вычислительных ресурсов звена хватало лишь на то, чтобы не сдохнуть сразу. Непонятные всплохи просаживали силовые поля, горячая кровь растворяла материал брони который в принципе не мог растворяться, физически. Спасала только толщина бронеплит. Это была не битва, это была скотобойня, секунда сменяла секунду, минуты субъективно растягивались на часы, по крови давно уже тек состав пересыпавший клетки энергией и растворяющий внутриклеточные вакуоли. Организм жрал сам себя. Из носа и глаз десантника шла кровь, сведенные судорогой мышцы ломали ставшие хрупкими кости. Организм на несколько минут научился получать энергию из кальция, метаболизируя его в яд.

Единение с техникой достигло фантастического уровня. Каждое движение несло смерть, любой разворот на доли градусов ловил в прицел очередную жертву. Машина позволяла вести круговой обзор, а изменившееся восприятие давало ощущения того что на затылке, на спине, на висках и даже на руках бойца выросли новые глаза. Черные каверны на броне сочились слизью. Опустевшие артиллерийские погреба наполнялись странной жизнью, выплевывая все новые и новые сгустки, не смотря на мерцающий ноль в счетчике снарядов. Шагоход прорастал острыми когтями на тяжелы шагоступах. Сочащаяся из глаз кровь становилась все гуще и темнее, обретая черноту. Сжимающаяся все чаще печень рвалась образуя полости и проталкивая все больший объем ядовитой крови по венам.

Даниэль все глубже погружался в битву. Багровое небо, багровый туман вокруг. Вся память покрывается багрянцем. Нет больше страха зажатого под тяжестью бетонных плит тела, нет больше липкого бессилия, нет больше просящего взгляда любимого сына, медленно вытесняемого болью и отчаянием, когда тяжелый бетонный осколок давил хрупкое тельце, не успевшего получить личностный имплант ребенка. Нет больше ничего. Только кровь, жажда и веселье. Не было будущего, не было прошлого, был только тягучий удар сердца и чья то смерть оплатившая очередной миг жизни.

Острые клыки рассекли искусанные губы. Броня стала ощущаться кожей а та проростала черными и алыми перьями, закрывая прорехи. Лязгнула открывшаяся аппарель выталкивая исчерпанный расходник и сомкнулась пастью острых зубов, жадно хватая комок пульсирующей плоти. Вскоре пасте стало десятки. Сотни невидимых лезвий продолжали свой танец рассекая все или почти все. Глазки лазерных излучателей сомкнулись веками, а масло бьющее из гидравлической системы стало ярко алым и густым как смола.