Галина Романова - Дороги богов

Не возьмут!

В тот миг, когда эта мысль пришла, кто-то изловчился и поймал ее за набрякшую водой косу, вытягивая наверх. Не задумываясь, девушка под водой нашарила не отобранный каким-то чудом нож и перехватила волосы у самого затылка, чтоб труднее было хватать сызнова…

И словно смертным холодом обдало сердце. Только что хотела смерти, а теперь пробудилась жалость к себе — не изведавшей любви и счастья, нецелованной, не познавшей мужа и не чувствовавшей, как во чреве сворачивается из крови дитя. И ничего этого уже не будет, и смутная тоска, что порой тревожила ночами, уйдет, чтобы потом родиться в душе новой девушки, века спустя…

Зарница не заметила сама, как вынырнула саженях в пяти от того места, где ушла под воду.

Викинги выбирались на берег. Один из них держал в руке косу, с удивлением разглядывая ее, — никак не мог понять, что это значило. Его товарищи, не пожелавшие мокнуть, из-за его спины увидели плывущую и закричали, указывая пальцами. Но Зарницу уже ничто не могло остановить. Не думая ни о чем, она гребла прочь от оскверненного берега, от прошлой жизни, от себя самой прежней.

За нею так и не бросились вплавь, но она поняла это, лишь когда выбралась-таки на берег, тяжко дыша и еле передвигая ноги. Ее шатало из стороны в сторону, в животе булькало — ныряя, она наглоталась холодных вод Каменки. Но, отползши от воды шагов на десять, вдруг неожиданно почувствовала, что не одна.

Странное чувство заставило ее поднять голову — и застыть с разинутым ртом. Сразу стало ясно, почему викинги не бросились ее преследовать дальше.

На берегу был всадник.

Могучий воин на массивном буром коне с долгой, чуть не до земли, гривой, обтянутый вороненой кольчугой с нашитыми зерцалами, в черненом шеломе и с темной же, под стать всему прочему бородой с легкими прожилками седины. Застыл, едва дыша, боевой конь; казался живым изваянием всадник. Положив на колени боевой топор, по лезвию которого змеились разводы вороненой стали, он молча испытующе взирал на Зарницу, и только кроваво-алый плащ бился на ветру за его спиной.

Всадник не шелохнулся, кажется, даже не сморгнул, но от него веяло чем-то, что заставило девушку молча опуститься на колени. И тогда он развернул жеребца и широким шагом поехал в сторону рощи.

Зарница поняла, что должна идти за ним — по-другому было просто невозможно поступить. Ноги сами выпрямились, и она зашагала следом.

На рассвете нового дня бурый конь шагал все так же широко и ровно, лишь на пологих склонах переходя на крупную рысь. Всадник за весь путь не шелохнулся в седле, не оглянулся назад и даже словно не замечал, что за его конем кто-то идет.

Зарница бежала за всадником. После омута тело онемело, но быстрая ходьба и бег разогрели ее, и после полудня она уже бежала легко и размеренно, словно на учениях. Вспоминалось, как в день посвящения в воины ей пришлось одолеть по жаре в кольчуге, со щитом и мечом, верст десять по лесу без дорог, прежде чем она выскочила на поляну, где ее ждали. Она должна была скрестить оружие с первым встречным не раздумывая, и ей в самом деле не дали и мига, чтобы перевести дух, напали сразу, с двух сторон. Тогда она положила все силы сражаясь, но сегодня от нее требовалось большее.

Ибо черный всадник не остановился даже на ночлег, только чуть сбавил ход. Зарница пробиралась по густому подлеску на хруст листвы и ветвей под копытами его коня. А на рассвете, когда стало все видно, черный всадник опять прибавил ходу.

Куда он ее вел, про то девушка перестала задумываться уже к вечеру второго дня. Молодое тело еще слушалось, но уже начинала подкатывать усталость. Новый рассвет застал ее неподвижно лежащей на дне оврага в куче прошлогодней листвы. Ноги и руки затекли и ныли, живот свело, но стоило ей увидеть над собой четыре плоских черных копыта, как откуда-то взялись силы. Может быть, их давало присутствие всадника, а может быть, они только что родились в ее душе, ибо только слепой мог не узнать в нем посланца богов. Не раз и не два озаряла разум шальная догадка — а ну как сам Перун явился ей! Всадник не давал к себе приблизиться, он всегда мелькал впереди неясным силуэтом и предстал перед нею во всей красе лишь раз, на берегу давно покинутой Каменки. Но сейчас, два дня спустя, уже начало мниться, что это было лишь блазнью, мороком и идет она за призраком-маньяком.

Правдой было только одно — изредка попадавшиеся следы конских копыт. Не будь их, Зарница уже давно упала бы на землю, не в силах подняться. Но она шла, пошатываясь, ничего не видя от усталости, то и дело спотыкаясь и падая, но шла…