— Я, по-моему, тебе всё сказала на занятии, или ты забыл? — спокойно начала она.
Авдеев подошёл к столу, за которым сидела девушка. Голицына насторожилась.
— Светлана Николаевна…
— Больше мне нечего тебе сказать! А теперь, будь так добр, выйди в коридор, мне нужно готовиться к следующей паре.
Она не поднимала на него глаз, боясь показать свой страх.
— Светлана Николаевна, пожалуйста… — начал Матвей. — Прошу вас! Мне действительно нужно поговорить с вами.
После этих слов Голицына поняла, что случилось что-то серьёзное, и осмелилась оторвать глаза от своих записей. Посмотрев на него, она сказала:
— Что ты… Боже, что у тебя с лицом?
Матвей не обратил внимания на её вопрос. Разбитая губа волновала его сейчас меньше всего.
— Это ерунда! Главное другое… Светлана Николаевна, я хотел попросить у вас прощения за то, что произошло сегодня между нами. Я знаю, что вёл себя совсем не так, как нужно, и что нагрубил вам и оскорбил вас, сказав то, чего не должен был говорить ни при каких обстоятельствах. Мне очень стыдно за своё поведение…
Голицына не могла поверить его словам. Неужели это всё ей сейчас говорил он, Матвей Авдеев? Тот самый Матвей, который славился на весь университет своей репутацией отъявленного хулигана.
— Ты признаёшь свою вину? — тихо спросила она.
— Да, Светлана Николаевна! И мне бы очень хотелось, чтобы вы больше не сердились на меня.
Она посмотрела ему в глаза. Что бы не случилось там, откуда он пришёл с разбитой губой, и что бы он не говорил ей на прошлых занятиях, сейчас она видела, что он действительно был честен и искренен с ней.
В кабинете было тихо. Только звуки голосов со внутреннего двора доносились через открытое окно. Первой молчание нарушила Светлана Николаевна.
— Ты можешь идти, Матвей.
Он не двигался.
— Вы простили меня? — глухо прозвучал его вопрос.
Голицына медлила с ответом.
— Да, Матвей, — наконец, сказала она. — Я надеюсь, что впредь у нас больше не возникнет подобных проблем. По крайней мере, мне бы очень хотелось в это верить!
На её лице появилась слабая улыбка. Матвей выдохнул с облегчением.
— Спасибо, Светлана Николаевна! Я обещаю, что мы больше не вернёмся к этому разговору!
Он развернулся и пошёл к выходу из кабинета. Она смотрела ему вслед, провожая взглядом до самой двери, всё ещё до конца не веря в то, что тут произошло.
— Что-то случилось, — сказал Костя своим друзьям, когда Матвей прошёл мимо них.
— У него лицо разбито! — возбуждённо добавил Илья. — Вы видели?
— И что хуже всего, — беспокойно подытожила Мирослава, — он направился к кабинету философии.
— Ну, не думаете же вы, — сказала Соня, — что Светлана Николаевна попросила кого-то мило побеседовать с Авдеевым?
Все переглянулись, за исключением Миры, которая всё так же смотрела в другой конец коридора.
— Я не знаю, кто там кого и о чём просил, — быстро произнесла она, — но он вошёл в кабинет Голицыной.
— Чувствую я, — тихо прошептал Шевцов, — скоро будет жарко!
Илья и Соня, переглянувшись, улыбнулись.
— Это совсем не смешно, Кость! Нужно зайти к ней!
Соколовская направилась туда, где недавно у них было занятие по философии. Не успела она подойти к дверке, как чуть не была сбита с ног Матвеем, который в этот самый момент выходил из кабинета. Он прошёл мимо, даже не обратив на неё внимания.
— Что ты ей сказал? — резко спросила Мирослава.
— Ничего, — бросил он ей в ответ.
— И всё-таки!
Авдеев резко остановился.
— Слушай, я тебе сказал, я ничего ей не говорил, что могло бы тебя заинтересовать! Что вы вообще все сегодня ко мне пристали: Матвей то, Матвей это!
— Не кричи на меня! — оборвала его Соколовская. — Я просто спросила…
— А я говорю, нечего бегать за мной повсюду! — вышел из себя парень. — Пойди, найди какого-нибудь ботаника и побегай за ним, может, ему это будет приятно!
Не успел он закончить свою фразу, как раздался звук сильной пощёчины. Мира смотрела на него, не отводя глаз, и часто дышала от нервного возбуждения. Матвей стоял, не двигаясь.
— Я тебя ненавидела, ненавижу и ещё сильнее буду ненавидеть после этих слов!
— Да пожалуйста! Я сильно не расстроюсь. Мне плевать на твоё мнение обо мне и тем более на твою дружбу!
Произнеся эти слова, он понял, что последнюю часть говорить не стоило. Но менять что-то было уже слишком поздно. Соколовскую переполняли злость и обида. Ей ещё никто и никогда не говорил такого! Глядя на него, она добавила:
Читать дальше