Екатерина Коновалова - Сколько стоит корона

— Мы знаем, брат. Ступайте же, отдохните от дел.

Дойл, несмотря на требования этикета, не стал кланяться снова и неспешно зашагал по широкому коридору старого замка. Каждый шаг его отдавался гулким эхом. Никто из придворных не рискнул составить ему компанию или проводить его — приближенные короля знали, что, когда милорд Дойл не в настроении, не стоит попадаться ему на пути, иначе можно лишиться не только титула, но и головы.

В своих покоях Дойл первым делом скинул сапоги, сбросил проклятый колет, словно нарочно сшитый так, чтобы причинять ему как можно больше мучений, отстегнул меч и наконец вздохнул, падая на широкую пышную постель.

Мать-природа и Всевышний, создавая двух братьев — королевских отпрысков, — пошутили изрядно. Старшему достались стать, красота, а также добродушие и добронравие, скорее подходящие монаху, нежели государственному мужу. Младший же получил уродство, несоразмерной длины ноги, горб, сводивший левую руку вечной судорогой, а к ним — язвительность, хитрость и излишнюю подозрительность.

Было время, когда Дойл лелеял мечту о короне, ненавидел своего брата, желал ему тысячу смертей, даже задумал неплохой способ получить желаемое — но теперь все осталось в прошлом. Эйрих носил корону с такой гордостью и с таким изяществом, словно родился с ней на голове. Народ благословлял его и готов был целовать землю, которой коснулась ступня монарха. А Дойл охранял королевский покой.

Пока шла война, Дойл чувствовал себя живым, как никогда. Каждый миг его жизни был ценен и важен. Он с одинаковой ловкостью шел в атаку, удерживая повод коня увечной рукой и разя врагов здоровой, и под покровом ночи отсыпал золото предателям из вражеской армии, покупая победу желтой, а не алой кровью.

В мирное же время ему словно не было места. Разряженные в пух и прах лорды из королевской свиты сторонились хромого, сгорбленного, но всесильного принца, боясь одинаково и его гнева, и его благоволения. Их дочери готовы были упасть в обморок от одного его вида. Их сыновья меж собой шептались о том, как он продал свою душу злым силам.

Скрипнула дверь, и в покои проскользнул Джил — жалкая замена нормальному слуге, криворукий, но преданный, как спасенный щенок. Впрочем, он и был таким щенком и Дойлу был обязан всем, не только своей жалкой шкуркой, но и счастьем семьи, честью сестры и сохранностью дома. Так что за Дойла он был готов на все, и уж конечно, его не удалось бы подкупить или запугать, чтобы он заколол во сне могущественного милорда. Дойл отнюдь не страдал манией преследования, но на его жизнь покушались с завидным постоянством, и потому преданного слугу он предпочитал расторопному.

Правда, раньше такой выбор делать было не нужно — пока был жив старый Джерри. Он раздражал неимоверно, у него изо рта вечно несло прогорклым салом и гнилым луком, он шаркал ногами и настолько фальшиво насвистывал «Хромую кобылу Сэй», что временами Дойл готов был залить ему глотку горячим воском, лишь бы он заткнулся.

Но Джерри знал привычки господина, чувствовал его настроение и как-то одинаково легко усмирял гнев его души и страдания его тела. Бывало, начнет одевать его, как будто бы случайно придавит что-то на шее, поднажмет на вывернутую насмешницей-природой лопатку, и вечная боль утихнет. Как-то Дойл, будучи в хорошем настроении, заметил:

— Ведь подколдовываешь ты, старик. Отправлю на костер за твои фокусы!

Джерри рассмеялся в усы:

— Воля ваша на то, милорд, да только никакого колдовства не знаю. А хотите — отправляйте, может, хоть перед смертью косточки прогрею как следует.

Конечно, никуда Дойл его не отправил. Он не сомневался, что старик еще его переживет и будет обряжать его тело в последний путь — а не сложилось. Бедняга умер в один миг, словно злая Смерть скосила его своим серпом: прислуживал на пиру, подливал Дойлу в кубок вина — вдруг всхлипнул, схватился за грудь и рухнул лицом на господский стол. Начался переполох, прочие слуги забегали, унесли его куда-то. Дойл тогда только отхлебнул из так и не налитого до краев кубка и сказал брату:

— Поганец, едва аппетит мне не испортил. Не мог где-нибудь еще умереть?

Сидящие рядом милорды загоготали, показывая, что оценили шутку, король покачал головой, нахмурился и сказал:

— Стыдитесь, брат: вы говорите о кончине вашего верного слуги. Да покоится пусть его тело с миром, а душа пусть встретит добрый прием в садах Всевышнего.

На том разговор о смерти закончился.