Юлия Кильтина - Голубая кровь [СИ]

Я не мог перестать о ней думать и прекрасно понимал, что не могу вот просто так взять и отпустить ее в треклятую Академию. Но и удерживать ее здесь, как птицу в золоченой клетке, я тоже не имел никакого права. У меня на нее вообще нет никаких прав, если уж быть совсем честным. Но на то, чтобы все это решить, у нас есть еще несколько долгих дней…

Пожалуй, только отточенная годами тренировок реакция позволила мне не налететь, замечтавшись, на внезапно вывернувшего из-за угла Лиэта. Он был чем-то серьезно озабочен и тоже совершенно не смотрел по сторонам. На его лице застыло странное недоумевающе-хмурое выражение, и я решил узнать, что же так обеспокоило всегда спокойного и рассудительного воина. С трудом выбравшийся из плена своих мыслей, Лиэт наконец меня разглядел и вымученно улыбнулся:

— Ты случайно не видел свою мать? Нигде не могу ее найти…

— Не видел, — озадаченно ответил я, — а в чем дело?

— Просто последний раз я видел Леа еще вчера, — еще больше нахмурился Лиэт, и его тревога понемногу начала передаваться и мне. — Сразу после Цветения она исчезла и с тех пор ее никто не видел — ни слуги, ни дворцовая стража… Это очень странно, Кейрет.

С этим трудно было не согласиться. Обычно мать можно было найти или разбирающей бумаги у себя в кабинете, или в библиотеке, или в их с отцом спальне. И никогда еще не было такого, чтобы она пропала на целый день…

— Я уже обыскал весь дворец от чердака до подвала, и единственное место, куда я еще не заглядывал, это комнаты Леты и Рьена. — Лиэт уже знал о том, что Лета жива, как, впрочем, всегда узнавал все значимые новости в нашем городе, и сейчас, по всей видимости, как раз направлялся к ней. Он совершенно не удивился, когда я предложил ему свою компанию, и, согласно кивнув, быстрым шагом направился в один из боковых коридоров, а я, постаравшись загнать поглубже неизвестно откуда взявшийся холодок тревоги, поспешил вслед за ним.

«Как странно, — отрешенно думала я, стоя у распахнутого настежь окна и глядя на сияющие в бархатной темноте наступившей ночи огни Теа-Шетта, — умереть и вернуться только для того, чтобы снова умереть…» В том, что королева не собирается оставлять меня в живых, я была так же твердо убеждена, как и в том, что внизу, под моими окнами, находится выложенная брусчаткой дворцовая площадь. И именно на этой брусчатке мне, по мнению Леа, и предстояло окончить свою жизнь. Она сообщила мне об этом несколько мгновений назад, когда заставила подойти к низкому подоконнику:

— Знаешь, я долго об этом думала, Лета. Тебе сложно нанести по-настоящему серьезную рану, потому что твоя магия крови мгновенно откликнется на твой зов, и ткани тут же срастутся. Только не вздумай дергаться, потому что твою шею — единственное уязвимое место — все еще целует мой нож. С ядами тоже может не получиться, потому что ты все-таки целительница, и кто знает, чему вас там успели научить ваши магистры… В общем, остается единственный по-настоящему действенный метод — это полет. С большой высоты и с приземлением на камнях дворцовой площади…

И вот теперь, когда жизнь моя снова висела на волоске, я стояла и думала о том, что королева снова меня обошла. Как, ну как я могла не понять, что она и есть тот самый таинственный помощник магистра Толлена? Она разыграла целый спектакль для одного-единственного зрителя там, в Кристальном зале — и я ей поверила. А теперь у меня уже нет ни единого шанса на спасение, потому что с Леа тянуть время не получится — она слишком для этого умна. Не особо надеясь на ответ, я все же спросила, просто потому, что не могла не спросить:

— Зачем?..

Одно короткое слово, в котором воплотилась вся моя боль, тоска и надежда.

И чуть дрогнувший нож у моей шеи сказал мне, что возможно, я зря хороню себя раньше времени. Несколько долгих мгновений ничего не происходило, а потом лезвие исчезло, и Леа одним резким рывком развернула меня к себе лицом. Я на миг поразилась произошедшей с ней перемене — с нее слетела вся ее невозмутимость, ледяная маска разбилась вдребезги, и передо мной дышала яростью настоящая степная кошка:

— Зачем?! — прошипела она, и острие ножа сильнее впилось в нежную кожу под нижней челюстью, оставив тонкую тут же затянувшуюся царапинку, — какая тебе разница, зачем? Да ты все равно ничего не поймешь! Что ты видела в жизни, какие страдания испытала? Разве ты можешь представить и понять десятилетия грызущей изнутри боли и тоски, а?

Леа резко отступила назад и отвернулась, и в моей голове уже замелькали картины возможного спасения, когда она вдруг снова развернулась ко мне и спокойно проговорила: