Даниил Алексеев - Возвращение в Средиземье

— Кстати, — вмешался Беарнас. — А ты не могла бы ради чистоты эксперимента поцеловать ещё одного?

— Да за кого вы меня принимаете?! — возмутилась Сати. — Я же честная девушка!

— Правильно! — поддержала её Ромашка. — Он теперь просто обязан жениться!

— Цыц, Ромашка! — прикрикнул Моторин. — Скажешь тоже. Вот мы, гномы, очень серьёзно относимся к любви. Правда, Малыш?

— Конечно. А ты о чём? Я прослушал.

— Да, теперь я верю, что гоблины наши братья! — пробормотал потрясённый Гэлион.

— Вот видишь, а это чудовище — Гада проводит против них политику геноцида! — вскричал Маэлнор.

— Она просто сумасшедшая маньячка! — откликнулся Бродо. — Вы бы видели, как она расправилась с бедной орчанкой!

— Нет, это не простая жестокость, — не согласился Амрод. — Она боится пробуждения эльфийских генов, вот и уничтожает самых красивых девушек. Ведь чем прекраснее орк, тем больше в нём заложено эльфийских генов.

— Элберет твою Гилтониэль! — выразил Беарнас всё многообразие охвативших его чувств.

— Истребляет она и самых непокорных, — продолжал Амрод. — Цель такой селекции — сделать гоблинов серой безликой массой, которой легко управлять.

— Пошлите к столу, — прервал его тираду маленький гном. — Я налил по второй, да и закусить не мешает.

Никто не заставил себя долго упрашивать. Уже вечерело и после пережитых приключений хотелось есть.

Сати села рядом с Шуршаком и смотрела на него влюблёнными глазами. Утэра это бесило. Даже Арагволду стало обидно, что его ярая поклонница так быстро нашла себе другого.

Все доставали свои запасы.

— У нас классная закуска: грибы и мясо! — похвалился Пушдук.

— Какое такое мясо?! — спросил с подозрением дворецкий. — У нас тут королевский заповедник — охота запрещена!

— Паучатина.

— Мясо гигантских пауков, — пояснил Шуршак.

— А, ну это другое дело. Вы просто санитары леса! Кто бы мог подумать, что от орков будет польза! А то гигантские пауки всё Лихолесье заполонили. Вот что, можете жить тут, пока не вернётся король, а там уж как он решит.

При слове «паучатина» у Ромашки сразу пропал аппетит.

— А что у вас за грибы? — поинтересовалась она, чувствуя подвох. — Что-то я тут видела одни поганки.

— Так это же и есть самые лучшие грибы! — воскликнул поражённый Пушдук. — У нас, орков, они деликатес.

— Каждому своё, — рассудил мудрый Амрод.

Ночь спускалась на Лихолесье, но при свете костра было не темнее чем днём. Орчанки уже уложили спать шаловливых орчат в неказистые шалаши. Взрослые орки, эльфы, люди, хоббиты, гномы и нидинг всё ещё сидели у костра и думали каждый о своём.

Амрод обдумывал собственную теорию о роли человеческого фактора. Маэлнор сочинял очередную песню о дружбе народов. Беарнас ругал про себя валаров, которые стравливают братьев.

«Как хорошо, что рядом мудрые эльфы, — думал Бродо. — Без них пришлось бы самому шевелить мозгами, как бедному Бильбо, когда он спасал в этом легендарном лесу гномов. А так можно расслабиться и помечтать. Пусть планы обсуждают бессмертные, не зря же Эру дал им мудрость».

Ромашка, как и всякая порядочная хоббитянка, знала, что уже пора спать. Но, как и всякая порядочная хоббитянка, она не могла заснуть в таком жутком месте.

Сати и Шуршак, вероятно, думали об одном и том же, так как стоило только объэльфевшему орку предложить прогуляться под луной, как девушка сразу согласилась.

— Только далеко не уходите, Лихолесье всё же, — напутствовал их Моторин.

— Слушай, — шепнул ему Малыш. — Всё это, конечно, хорошо: там, дружба, любовь, пиво опять же. Меня одно беспокоит: если мы с гоблинами помиримся, то кого ж мы рубить будем?

— Ох, и не говори, почтенный! — поддержал его сородич.

Арагволд грустно посмотрел вслед Сати и подумал: «Вот женщины! Только что пылала ко мне любовью, хотела ехать на одном коне и на тебе! Нет, всё же я люблю Кэшту!!!»

В душе Утэра бушевали чёрная зависть и нестерпимая обида. Променять его, писаного красавца, и на кого — на безобразного орка!!!

Карлсон был тут как тут:

— Смотри, Утэр, упустишь своё счастье! Вон сидит отличная девочка, в темноте она не так уж безобразна, а поцелуешь раз, и вообще красавицей станет!

Эти слова только подливали масла в огонь. В Утэре боролись неутолённая похоть, ущемлённая гордость и отвращение к гоблинам. Наконец он не выдержал:

— Шушара, пошли в кусты, я хочу открыть тебе тайну моего сердца!