Юлия Славачевская - Третий — не лишний!

— Все! — прикрыла я глаза. — Маруся стерлась! У вас остались Магдалена и Мелинда. Поищите их в коридоре и желательно на другом конце… тьфу! — стороне острова.

— Марусечка, сладкая наша, ранимая, — журчал сладким сиропчиком Филлипэ, не забывая поддавать жару. Я даже заслушалась и потеряла бдительность. Пришлось расстаться с последним, что у меня было — с подносом.

И пошли они в атаку и взяли… В общем, что нашли, то и взяли!

Я уже вся между ними извертелась, мечтая оказаться далеко. Понятие «тридевятое царство, тридесятое государство» стало казаться соседней улицей. Если есть на этом свете место, где эти двое меня не достанут, то выдайте мне туда билет в один коне… Тьфу!

— Мару-у-уся… — Вздыбленное нечто уже отправилось на поиски подходящих мест обитания. «Нечто» — потому что слова «конец» и «член» ассоциировались у меня исключительно с кладбищем.

Так вот, это нечто забурилось в меня. В двух экземплярах кинг сайз. Дубль, чтоб им дублем в дубло! Ой, в табло! И чтоб все красиво мигало и искрилось.

— Мару-у-уся! — два выдоха. Они во мне решили гнездо свить и яйца высиживать? А как насчет того, чтобы сначала на юг слетать? И без меня? Ну почему, почему я такая невезучая?! За что?

— «О-о-о! — прорезался Хоас. — Я смотрю, вы все развлекаетесь!»

— «Ты мне отец или ехидна?» — мысленно возопила я.

— «Папа, — согласился Бог. — И что?»

— «Тогда забери меня отсюда немедленно, пожалуйста! — взмолилась я. — Пока от меня еще что-то осталось!»

— «А как же внуки? — расстроился заранее развесивший губу дедушка. — Мне по возрасту пора. Кстати, о возрасте. Я пошел. У меня вроде как тоже было свидание запланировано…»

— «В твоем возрасте это уже должно стать воспоминанием!» — злобно рявкнула я, понимая, что пощады не будет.

— «Вот и вспомню заодно, ребенок», — уверил меня Хаос.

— «Почему я не могу раствориться?» — пульнула последний вопрос.

— «Потому что ты этого хочешь!» — после чего голос этого престарелого охмурителя-вуайериста пропал и не появлялся, как я про себя не материлась, обещая натянуть ему… что-то куда-то. Три раза. С четвертью.

Ур-рою! Всех! Вот в себя приду — и буду копать коллективную безымянную могилу на три именных места!

Пришлось возвращаться в действительность.

— Мару-у-уся, — стонал Эмилио, со слезами вколачиваясь в мое податливое лоно. Не поняла? Ему сладкого недодали? Так вроде ж сам взял! Это, наверное, оскомина.

— Мару-у-уся, — вторил ему рефреном Филлипэ, плавно вдвигая и выдвигая свой стебель для устрашения неопытных девушек туда, где ему от природы быть как раз и не положено.

Его «Мару-уся» — не то странный рык, не то протяжный стон. И тоже слезы на глазах. Я успела оглянуться и увидеть.

Да-а… Развезло мужиков. Это они своей смазки нанюхались? Оба. Или переели, пока меня там ласкали? Пожалуй что так.

А пока два эксплуататора опять делали мне «хорошо» и опять в своем понимании! Хоть смейся, хоть плачь. Ну кто, кто решил, что я для роли надувной резиновой секс— куклы созрела и готова?

Кто-то.

— Оу, только не останавливайся! — Ой, стыд-то какой! Неужели это у меня голос прорезался, когда Эмо передал меня в руки Филлипэ, а сам уселся на краю кровати, поворачивая меня на себя боком и приподнимая мою попу, чтобы второй подлец примостился?

А я-то, я чего жду? Пионерского салюта? Щас будет. Спермой из всех стволов, мать его перетак! И опять тройка мчится по просторам неродины. Жгуче-болезненно— любящая. Застрелите меня из дробовика солью.

— Не!.. Хо!.. — во рту страстный язык Эмилио, а меня обмывают руки экс-супруга номер два. Или номер один? Неважно.

Чуть позднее. Следы разврата заботливо уничтожены, наверное, чтобы по ним не опознали и не предъявили. Все, что надо и не надо, щедро замазано. Мне заткнули рот, чтобы не орала, куском колбасы с хлебом и даже выделили бокал вина.

Они думают — я выпью и пойду спать? Не-е-ет! Если я выпью, то пойду — но выяснять отношения! Которых нет! Но я все равно их выясню. Из принципа!

Хотя два неугомонных мужчины вцепились в меня как в спасательный круг и только и думают, как бы чего и где выяснить. И, желательно, на практике и углубляясь.

В голову настойчиво лезут мысли о побеге. Хрен… тьфу на тебя, слово и дело — паразит! Фиг с ними, с неудобствами и лишениями, зато одна и без секса! Кайф! Вот, ей— богу, если бы мне по дороге встретился какой-нибудь озабоченный засранец со словами «жизнь или как?», то «или как» я бы ему оторвала и на память подарила! Чтоб смотрел и плакал, жалея, что не взял деньги!