Людмила Астахова - Наемник Зимы

Нет ничего проще, чем отправиться дорогой снов. Закрой себе глаза на здоровье, пусти под бок теплую сладкоежку-дрему, оставь за порогом сознания планы и замыслы будущего дня. И через несколько ударов сердца ты ступишь в мягкую траву забвения, заблудишься в лесу полнолуний, и до самого рассвета бродить тебе по широкой полосе сумеречной границы меж жизнью-светом и смертью-тьмой.

Ириен поступил так же. Только он не заблудился в чаще призраков и не потерялся в долинах желаний. Он легким дымом просочился между кирпичами, из которых сложен Каннелой – Красный замок игергардских королей, туманом стек от реки к сердцевине Орфиранга, серым котом прыгнул на подоконник дома, где жила Тирвиси, и крошечным паучком заполз на ее мокрую от слез подушку, чтоб раствориться в ее снах.

Что он ожидал увидеть? Ранвальда ли, себя ли? Пусть это останется тайной, но нашел он только темный омут тоски и вины. Душа женщины крошечным огоньком тонула в бездонной тьме безнадежности. И тогда сон Ириена стал серебряной рыбой, ныряя вслед за этим огоньком, и поймал, не давая ему окончательно погаснуть.

«Зачем? Зачем ты это сделал, Ирье? – безмолвно спросила Тирвиси. – Мне больше незачем жить. Я виновата. Я убила Ранвальда», – прошелестела она.

«Разве ты ударила его лексом в сердце?»

«Нет. Но это я хотела вернуться в Фэйр».

«А он?»

«А он написал своему племяннику в Тинитониэлль…»

Мысли стучали невыносимой дробью, как стучат об пол бусины из разорванного ожерелья.

Горько, светлые небеса, как горько. Почему мы все всегда в чем-то виновны, особенно когда хотим только добра?

«Останови мое сердце, Ирье, я не могу больше терпеть эту боль».

«Я не убивал Ранвальда, и я не убью тебя, Тир».

«Тогда сделай так, чтоб я не помнила ни его улыбки, ни его прикосновений, ни вкуса его губ».

«Мы обречены помнить, Тир. Этого у нас никому не отнять».

«Как печально».

«А, кроме того… Ранвальд хотел бы, чтобы ты жила».

«Откуда тебе знать?»

Тогда Ириен взял дрожащий огонек ее души, как берут свечу, и пошел через мрак. Он шел долго, по дну высохшего озера, по краю пропасти, вдоль кромки прибоя, сквозь грозовое облако, пока не очутился в странном месте на самой границе кромешной темноты и ослепительного сияния, которые точно волны, не перемешиваясь, накатывались друг на друга. И по ту сторону, в сиянии, сотканный из тысячи тысяч солнечных лучей, стоял Ранвальд. Точно такой же, каким Ириен видел его в последний раз второго дня месяца сангареди.

«Спроси его сама, Тирвиси».

Ранвальд улыбнулся:

«Помни обо мне, любимая, и я буду всегда с тобой. Я чулком обовьюсь вокруг твоих стройных ножек, я заслоню тебя от мороза зимой лучше самой теплой шубы, я прогоню твою бессонницу, я рассмешу в самый печальный день. Доживи мою жизнь до самого конца, назло тем, кто отнял ее у меня».

«Обещаю!» – кричала Тирвиси, а силуэт Ранвальда медленно, но непреклонно таял в нарастающем сиянии.

– Обещаю!!!

Она кричала уже наяву, выброшенная из своего сна, жестко и внезапно, комкая вспотевшими, липкими от нездешнего жара ладонями тонкое одеяло. Тирвиси Роньа Ллимаи предстояло прожить огромную, даже по эльфьим меркам, жизнь. Без Ранвальда. И без Ириена Альса.

Ветер с полуночи дул прямо-таки ледяной, но солнце грело уже совершенно по-весеннему. И неудивительно, до равноденствия оставалось каких-то два шестидневья. Горячие солнечные лучи облизали высокие сугробы, покрыв коркой наста поля и дороги. Наст крошился под копытами лошадей, хрустел под ногами людей, собравшихся задолго до полудня возле наскоро сколоченной виселицы.

Связанные по двое дети стояли на коленях прямо в растоптанной жиже. Самому старшему было чуть больше пятнадцати, самому младшему – десять лет. Дети ревели, размазывая по лицам грязные слезы, дети с ужасом смотрели на веревки, красиво колышущиеся на ветру. Дети не хотели умирать.

Со всех сторон их окружили солдаты с заряженными арбалетами, держа пальцы на спусковом крючке. Солдат было много, и они отгораживали детей от разъяренной толпы крестьян, собравшихся со всей округи. Командир карательного отряда руководил экзекуцией прямо из седла, для начала зачитав указ князя Ийлвари резким неприятным голосом, а потом махнул рукой в знак того, что можно начинать казнь. Высокий бравый полусотник втащил на помост извивающегося подростка, с трудом натягивая на его тощую шею толстую петлю.