Анатолий Казьмин - Здравствуй, дедушка Кощей

О, простите — Гюнтер с докладом пришёл.

Пока он не начал, коротко поясню. Гюнтер — это дворецкий местный. Довольно неприятный тип, да еще и на меня глаз положил. Угу, в том самом смысле. Правда, пока я тут царствую, он себе ничего такого не позволяет, а вот когда я был просто начальником Канцелярии, то к радости моих добрых и участливых сотрудничков, всегда готовых похихикать над вышестоящими товарищами, заваливал меня орхидеями и слащавыми открытками с пошлыми намёками.

— Ваше Величество, — поклонился он, прорываясь в Канцелярию сквозь заслон моей личной гвардии — рыцарей-зомби.

— Давай, Гюнтер, заходи, — махнул я рукой. — Оладики будешь?

— Со сгущенкой, Государь?

— А как же.

— А можно просто сгущенки кружечку — я потом у себя откушаю?

— Ишь хитрован какой, — хмыкнул дед, но пошел к себе, запаковать дворецкому сгущенку на вынос.

Тут тоже надо пояснить. Ох… Достану я вас пояснениями, но без них запутаетесь… А надо было мои предыдущие отчеты читать!

Сгущенку это я сюда привнёс. Мы её вместе с нашим шеф-поваром научились делать. Кухня тут во дворце шикарная, а заведует ею, конечно же француз — Жан-Поль де Бац, а по-нашему — Иван Палыч. Иван Палыч у нас — большая умница, фанат своего дела. Когда я сюда попал, то быстро с ним спелся и теперь царская кухня может похвастаться новыми блюдами — тортик "Наполеон", сгущенка и салат "Оливье", который пока не рекламируется и в массовое производство не поступил. Берегу его на Новый год. Да и с майонезом никак справиться не можем пока, зато зеленого горошка Иван Палыч закатал несколько банок, ура.

— Что у нас нового, Гюнтер? — спросил я, расправляясь с последними оладиками.

— Тишина, Ваше Величество. Последние послы по домам разъехались. Приходила пара очередных царевичей вас воевать, но услышав, что в заточении пока ни царевен, ни принцесс, ни даже цариц нет, развернулись и уехали. Обещали весной наведаться.

— Вот и хорошо, — прочавкал я. — У нас сейчас и без них хлопот полно — Новый год на носу. Кстати, как придворные приняли мой Указ о назначении выходного дня, да и сам новый праздник?

— Спокойно и с пониманием, Ваше Величество, — Гюнтер благодарно кивнул Михалычу, принимая из его рук, обвязанную тряпицей глиняную кружку со сгущенкой. — Благодарю, господин Михалыч, вы как всегда крайне любезны и готовы поддержать пострадавшего ради Отечества.

Кстати, тут Гюнтер не врёт и не преувеличивает. Пару недель назад он лишился глаза при попытке одного мерзкого древнего колдуна — Лиховида, устроить дворцовый переворот. Теперь Гюнтер щеголяет разноцветными повязками на глазу, меняя их по настроению, а колдун сидит в заточении в маленькой коробочке.

— Да не за что, милай, — покивал головой Михалыч. — Это Иван Палычу спасибо, что не забывает нас.

— И мне, — обиженно встрял я. — Я же рассказал, как сгущенку делать!

— А тебе, — дед подвинул мне кружку чая, — ежели расправился с оладиками, то пора и делами царскими заниматьси, а не валятьси на диване, от работы отлынивая.

— Ну, дед… — тут же заныл я. — Я же не от лени на диване валяюсь, а для лучшего пищеварения, будто ты сам не знаешь.

— Иди-иди, Федька. Раз выбилси в цари-ампираторы, так соответствовать должён!

Это Михалыч так прикалывается. Ни в какие цари я не выбивался, больно надо было. Это мне Кощей подкузьмил. Враг тут у него древний объявился, а справиться с ним у Кощея пока силёнок нет, вот и взял он да добровольно сдался в плен официальному царю нашей страны — Гороху. Кстати, вполне нормальный царь. Хотя, это простым жителям он царь, а если по нашим правилам судить — просто Горох. Ибо царь-батюшка у нас только один — Великий и Ужасный Кощей. И вот этот Великий да Ужасный вполне, знаете ли, здраво рассудил, что если он для своего врага станет недоступен, то тот злодей будет тихо сидеть и дожидаться, когда же ему этот самый доступ к телу Кощея откроют. И выгода от этого плана очень даже великая оказалась. Вот представьте, что тот Кощеев противник, а надо сказать, что обычный его облик — большо-о-ой такой змей (не путать с Чингачгуком и тем более с Горынычем), размером с полквартала, летающий и совершенно чокнутый, вступил бы в бой с Кощеем и с большой вероятностью прибил его. Не насмерть, конечно — бессмертный у нас царь, но вернуться в привычную ипостась Кощею удалось бы ох как не сразу. Могло и несколько сот лет пройти, кстати. И это — еще полбеды. А настоящая беда могла произойти, когда после победы тот нечингачгук отправился бы сносить под корень Лысую гору вместе с дворцом, который под ней находится, а потом, наверняка отправился по Руси резвиться, обнулив для начала Лукошкино. И получается, что Кощей своей сдачей в плен не только себя спас, а в первую очередь — наше государство. Самоотверженный, даже героический поступок. Вот только этот герой сейчас где-то за Уралом в тюрьме строгого режима прохлаждается, а я за него тут лямку тяну. Вот такая справедливость. И я снова подчеркну — сам я на этот пост не стремился. Кощей перед отсидкой оставил официальное письмо, в котором на время своего отсутствия назначил меня даже не то что царём, а самим Кощеем. Вот и…