Алекс Анжело - Я превращу твою жизнь в Ад 2 [СИ]

«Он почти сорвался, я это чувствовала… Но теперь Даниэль на ногах, а эта девчонка с истощением. Не понимаю…»

— Ему надо выйти, — нахмурившись, проговорила женщина. Молочная дымка целительского тумана застыла у ноги Райалин. — Я чувствую у нее сильный ожог на ноге. Видимо, она его перебинтовала, но без мази, и ткань прилипла. Надо убрать все лишнее, промыть, и только потом я смогу исцелить его.

— Я сам обработаю ожог и наложу повязку. Вы сможете дать мне все необходимое? — Даниэль придвинулся ближе, запоминая, где именно остановились ладони женщины.

— Что? — Целительница вскипела. — Может быть, ты сам бы и с ушибами ее разобрался? Зачем я понадобилась? Могли бы сами все сделать…

Некромант молча обменялся с сестрой взглядами, и Тильда вздохнула.

— У нас уговор, Ларда. Объясни, что как делается, и дай ему все необходимое.

Громко сопя, целительница ушла в поисках необходимых лекарств.

— Спасибо, — сказал Даниэль.

— Пожалуйста. — Тильда кивнула и подошла к лежащей на кушетке Райалин. — Ларда лучший целитель, которого я знаю. И умеет держать язык за зубами. Не знаю, что у вас происходит, но будьте осторожнее. Я не хочу тебя хоронить.

Тильда тревожно замолчала, а Даниэль вдруг захотел обнять сестру, но не успел.

— Вот этим намочишь повязку, подождешь немного и аккуратно снимешь ее, — заскочив за штору, сходу заговорила целительница. — Промоешь чистой водой и аккуратно наложишь тонкий слой вот этой мази, и лишь потом сделаешь повязку. Только не перевязывай туго.

Она закинула несколько склянок и бинт в тканый мешочек и вручила его Даниэлю.

— Если обработаешь плохо, ожог воспалится и загноится. Не халтурь.

— Не беспокойтесь, — сухо отозвался Лефевр.

— Ну-ну, — скептически протянула целительница. — Тильда, если у меня будут проблемы из-за вас…

— Я с ними разберусь, — пообещала некромантка.

— Ладно. Я пошла. — Госпожа Ларда вновь скрылась за занавеской.

Даниэль приблизился к кушетке и вновь взял Эмму на руки, развернулся и ногой отодвинул край шторы.

— У меня еще есть дела, но я могу обработать ее ожог, — предложила Тильда, идя следом.

— Я сам, занимайся своей работой.

— Тогда попроси Дэафи…

Бровь некроманта насмешливо приподнялась.

— Я не оставлю Райалин с этой женщиной. У нее слишком кровожадные намерения к загадке, — безапелляционно отверг предложение некромант, ловко маневрируя между кушетками и снующими туда-сюда людьми.

— Поговори с ней, объясни.

Даниэль остановился, когда они покинули пределы шатра.

— Тильда, спасибо за помощь, но теперь я разберусь сам.

На мгновение повисла тишина, а после некромантка сдалась:

— Ладно. Как хочешь.

Внезапно громыхнуло, и небо окрасилось разноцветными огнями. Красные, желтые, фиолетовые всполохи отразились на крышах домов — победитель определен, Герадова ночь подошла к концу.

Даниэль на мгновение засмотрелся на огни, но вскоре нахмурился и отвернулся. Некромант ощущал вину и злость на самого себя.

«Самоуверенный болван. Расслабился, стал мягче и позволил обдурить себя. Но в итоге тебя самого пришлось спасать… — Даниэль чуть крепче прижал к себе природницу, будто боясь, что она исчезнет. — Теперь настало время разобраться с ее проблемами — семейкой Райалинов и с теми, из-за кого настоящая Конкордия выпала с башни…»

Тильда хмуро смотрела брату в спину. Девушка не ожидала, что эта ночь обернется для нее сущим кошмаром. Давно она так не переживала.

«Стоп. Куда он идет? Особняк ведь в другой стороне, — удивилась Тильда, и, вспомнив высказывание брата о Дэафи, удивилась повторно: — Неужели к Райалин?»

У большинства особняков на Центральной улице входные двери открывались прикосновением руки владельца к металлической ручке. Запирающий артефакт позволял отказаться от ключей, но все же его изготовление оставалось дорогостоящим, поэтому внутри домов комнаты запирались на обычные замки.

Когда Даниэль отправился к дому Эммы, им двигала лишь одна мысль — в привычном месте ей будет спокойнее. Особенно если вспомнить резкие высказывания девушки по поводу встречи с некромантом на его территории. Конечно, с тех пор многое случилось, и отношения изменились… Но Лефевр чувствовал вину, крайне несвойственное ему чувство, а еще злость Эммы. За каких-то пару дней он научился прекрасно ее понимать и готов был поспорить на все музыкальные пластинки из своей коллекции, что к гневу девушки примешалась досада.