Чего мне хотелось — вновь и вновь спрашивал сам себя Джаг. И ответ приходил к нему. Приходил из темных глубин подсознания. Неясный, смутный и неразборчивый. Но он был.
В ответ на свой вопрос Джаг видел всегда одно и то же. Картины спутанные и беспорядочные, словно обрывки снов. А в них — кровь, боль, огонь и смерть.
И ведь это еще не все.
Что еще случилось той ночью? За что меня ищут чавалы? Я и там кое-что натворил. Что-то жуткое.
Джагу казалось, что это уже слишком. Просто слишком много для любого человека. У каждого должен быть какой-то предел, после которого он уже не может творить гадости и причинять вред. Ни один преступник не способен творить так много зла за такой короткий промежуток времени. Инстинкты человека просыпаются и запрещают ему делать это. Даже конченный выродок, убийца, насильник, отбитый псих, после определенной дозы насилия скажет «хватит». Инстинкты контролируют нас всех, каждого по своему, но всех в равной мере. Никто не может творить одно безумие за другим бесконечно.
А я, как оказалось, по-другому и не могу.
Что я за существо? Что я за тварь такая?
Ответов на эти вопросы сознание найти не могло. Джаг чувствовал лишь, как в нем вновь колыхается никуда не девшаяся на самом деле злоба. Злоба на все сущее, на все вокруг. На грязные улицы и вшивых бездомных. На блестящие дворцы и вылизанных дворян. На все, что имело хоть какое-то отношение к его окружению. И эта злоба, если дать ей волю, контролировала каждое его движение. Превращала каждое его слово в жестокое оскорбление, каждый взмах в кровавый росчерк и каждый шаг в смертоносную поступь.
Страшные мысли мог заглушить только ром. Джаг остановился, чтобы приложиться к бутылке. Напиток приятно прожигал горло и остужал океан ненависти, который готов был пролиться в открытое сознание Джага. После каждого глотка разум мутнел — разум одурманивался, и злости становилось некуда проливаться.
Оторвавшись от бутылки, Джаг обнаружил, что он забрел в узкий переулок. И что он тут не один.
Впереди никого не было.
Он сзади. Это подсказало чутье.
Наверняка целится в меня из пистолета. Да. Именно это я и услышал. Щелчок курка. Почти не слышимый, потому что профессионал взводил курок, запахнув его в плащ, чтобы не было слышно. Хорошему стрелку надо меньше мгновения, чтобы пустить в меня пулю. Тут я проиграл. Оставалось лишь одно — не дать ему сыграть по его правилам. Профессионалы не дают взглянуть себе в лицо перед убийством, а промедление ему нужно только чтобы приблизиться на дистанцию гарантированного поражения.
Надо сломать ему игру прямо сейчас.
Джаг поднял руки и медленно повернулся, не дожидаясь, пока убийца прикажет ему не делать этого.
Но лица видно не было. Оно скрывалось за кружевной маской.
— Хорошая игра, — сказал Джаг. — Но ты взвел пистолет слишком рано. И понятно почему. Это грязный и проссаный переулок. Тихо тут не пройти, сапоги будут чавкать.
— Думаешь, не попаду?
В любой другой ситуации голос убийца был бы приятным. Густой и располагающий баритон с красивым выговором, в нем звучала непробиваемая уверенность в своих силах. Но не такая, как у юнцов, которых Джаг перерезал в Бухой Кобыле. Этот совершенно точно знал возможности, как свои, так и соперника. Он был уверен в своих навыках, своем оружии и своей силе. Направляя пистолет на врага, он становился диктатором. И все могло идти только так, как он говорит.
— Хотел бы убить, давно бы убил, — сказал Джаг.
— Может, мне не хватало дистанции?
Заболтать его. Смутить, отвлечь от задачи пристрелить меня…
— Может быть. Но у тебя хороший пистолет. Малый калибр, но длинный ствол и широкий затвор. Странная конструкция. Я видел такие. Для них делают специальные конусообразные пули, которые летят точно даже на сто шагов, а то и больше. Дорогая вещь. Каждая пуля стоит как целый пистолет. А сам пистолет, наверное, настоящее сокровище.
— Приятно видеть человека, который ценит качественное оружие.
Он все еще не выстрелил. Хотя мог. Не принимая в счет волшебные случайности, я бы лежал тут с пулей в сердце.
— Скажи, что тебе надо. Я же вижу, ты не хочешь стрелять.
— О, лишь самую малость. Господин Валенте желает всего лишь осведомиться, когда он может иметь честь получить драгоценности, на сумму в восемь тысяч такатов, которые вы изъяли из его салона вчерашней ночью.
Это уже чересчур. Кажется, — думал Джаг, — будто сама жизнь решила показать, насколько дерьмовой она бывает.
Читать дальше