Алексей Самочётов - Сюрпризы Лебяжьего озера

Если же принять во внимание, что здесь он познакомился с Осокой… Да только ради этого – к чертям собачьим все мыслимые и немыслимые опасности! Павел задержался на очередном уступе, нажал на рации кнопку вызова и, задрав голову, окликнул проводника:

– Замор, кажется, достаточно высоко заползли. Попробую-ка отсюда с нашими связаться.

И тут же из динамика раздался очень четкий голос господина Монокля:

– Бодрые поползновения! Сэмэн, Сэмэн, вы где? Если слышите – ответьте. Не можете ответить – срочно возвращайтесь в лагерь. Соревнования закончены, закончены…

– Алексей Леонидович, на связи Змей. То есть это Павел Балашов. Сэмэн ранен, как слышите?

– Змей, где вы находитесь, черт побери?!

– На острове. Здесь с нами некий Замор, он… – Договорить не получилось. Удар по рации последовал сверху и из-за спины, где мог находиться только островитянин.

– Да что за хренотень! – взревел Монокль. – Змей, Змей, чего молчишь? Ты сказал – Замор, я не ослышался? Сэмэн, где вы, блин? На каком острове?

– На Лебяжьем озере острова никто никогда не считал, – напомнил помрачневший Нешпаев и проверил магазин – в котором остался всего один патрон, и еще один был непосредственно в стволе. – Нам бы для начала самим куда-нибудь подальше отсюда ноги унести.

Петр Васильевич всегда придерживался правила, что лучше исполнить задуманное, чем не сделать этого и потом жалеть. Сейчас он больше всего жалел, что совсем недавно промахнулся по оставшемуся в лодке Лёве – слишком много тайн узнал дотошный журналист. Да еще, как назло, Монокль оказался свидетелем того выстрела, – кто знает, поверил ли он, что целью Нешпаева был якобы увиденный им бобр. Знать бы, что предпримет Алексей Леонидович по возвращении в лагерь, знать бы, как поведет себя Лёва? И тот и другой стали для него слишком опасны.

Одна невыполненная задумка повлекла за собой следующую: надо было, ох как надо – воспользоваться моментом, когда он остался внутри бобровой хатки с Алексеем Леонидовичем и Борисом Яковлевичем, и пристрелить сначала Монокля, затем профессора, забрать у них оружие, дождаться, когда в лаз сунется Прохор, убить и егеря, после чего разобраться с Осокой… Затем под угрозой смерти заставить журналиста вновь взяться за весла и доставить его до лагеря, – однорукому Нешпаеву преодолеть такое расстояние было бы очень проблематично. Лёву он все равно бы убил, но позже.

Тогда, внутри бобровой хатки, он обдумал такой вариант и уже поднял пистолет, чтобы для начала выстрелить Моноклю в затылок, но в тот самый момент в хатку вернулся Прохор, и Нешпаев опустил единственную руку – шанс был упущен.

Общими усилиями они вытащили из бобровой хатки три тела, и теперь Монокль мозговал, как правильней распределить по лодкам их, а также двух загрызенных бобрами егерей. О том, чтобы оставить пусть и мертвых людей, в том числе и Люсьен, на территории Бобровых кос, он даже слышать не хотел.

Лодок было четыре, способных грести – тоже четверо: он сам, Прохор, Осока и Лёва – очень кстати пришелся журналист. Ни однорукий Ношпа, ни раненый Борис Яковлевич в этот список не входили. Мертвецов же было пятеро. Наконец Монокль принял решение: к себе в лодку – Бориса Яковлевича и тело Люсьен; к Прохору тела двух егерей; к Осоке – тело Триды; к Лёве – Нешпаева и то, что осталось от Тапира.

– В тесноте, да не в обиде, – так Монокль прокомментировал свое решение, и возражать ему никто не посмел…

Удержать портативную рацию, по которой пришелся мощный удар «палочкой-выручалочкой», Павлу не удалось. Рация улетела куда-то в сторону, а он матюгнулся и затряс ушибленными пальцами. И вовремя увернулся от очередного удара, нацеленного ему в голову. Схватился за автомат, но Замор вновь атаковал, ткнув Павла острым концом палки в плечо.

Знатный рыболов пошатнулся, камень, под упорной ногой, вывернулся и покатился вниз, а вслед за ним – и сам Павел. Хотя он не катился, а скользил, вовремя перевернувшись на спину и раскинув руки в надежде ухватиться за корягу, ветку или хотя бы за пучок травы. Каких-то значительных уступов, с которых Павел мог бы конкретно сверзнуться с Вепрь-горы, пока не встречалось, но неизвестно, что его ожидало метром или двумя ниже вынужденного спуска. Поэтому Павел старался прекратить все убыстряющееся низвержение любыми способами: руками, ногами, затылком, своей пятой точкой – так его школьная учительница физкультуры Надежда Николаевна называла задницу.