Сергей Барк - Демон [СИ]

— Во-от. Отнеси аптекарю, что на улице Четраб.

Я привстал на локти, рассматривая свёрток с печи — небольшой, перевязанный сукном и бечёвкой, с чуть надломившимся сургучом.

— А деньги? — спросил я, догадываясь, что сегодня отцу дали поручение.

Оплывшая морда покачнулась при звуке моего голоса, но задрать подбородок так высоко, чтобы разглядеть меня, не сумела.

— Ах ты, тварёныш, — попытался огрызнуться он, но язык не желал слушаться.

Что произошло накануне, я быстро смекнул. Кто-то, наверняка не зная моего отца, дал ему поручение и заплатил. Балбес не знал, что первое, что делает отец, появись у него хоть какая-то монета в кармане, это бежит в таверну и пропивает всё дочиста. Судя по состоянию и часу, когда тот явился домой, заплатили ему щедро. Но выполнить поручение он, конечно же, не сумел.

Я спрыгнул с печи, накрыл шалью тихо сопящую мелкоту, поднял свёрток и сунул во внутренний карман наброшенного на плечи плаща. Надевая башмаки, с прискорбием отметил, что плащ едва ли доходит до середины икры. И ещё больше огорчился, распахнув дверь.

Ливень стоял стеной, не позволяя разглядеть ничего дальше пары шагов. Тяжело вздохнув, я ногой задвинул отца в дом, слыша проклятия, посылаемые на мою голову, и плотнее прикрыл створку. Набросил капюшон и вышел под дождь, одновременно жалея о том, что так и не зашил накануне дырки. А ведь думал же, что стоит.

— Ну, Тэг, — произнёс я себе под нос, — тебе же было скучно. Так веселее, правда?

Аптека на Четраб была в нескольких кварталах от нашей лачуги. Сворачивая за угол дворика, я на ходу прикидывал самую короткую и «надёжную» дорогу.

В том округе, куда я торопился, были мощеные улочки, и для меня это значило меньше грязи, останавливающей ход на каждом шагу и норовящей стащить с меня бесценные башмаки.

Выбрав «тропы» — а никак иначе назвать тёмные закоулки, позволявшие с лёгкостью придерживаться намеченного пути, было нельзя, я прибавил шаг. Лёгкая досада на то, что отец пропил такие нужные нам деньги коснулась груди.

Хотя ничего другого ожидать от непросыхающего пьянчуги я не мог. Моя мать — служанка в доме у господ. Вышла замуж за красавца-конюха, совратившего её до совершеннолетия. Об этом мы знали из постоянных ссор, когда мать, возвращаясь домой и заставая пьяным в стельку отца, кричала почём свет стоит, виня его в беспросветной нищете и всех наших несчастьях.

Она пробовала его выставить, и не раз, но он всегда возвращался. Кому он был нужен?

Очень скоро молодой красавец-конюх стал закладывать за воротник вместе с дружками, пока наконец не спился — об этом мать тоже часто вопила. Места на конюшне он лишился очень быстро, перебиваясь случайными заработками. Впрочем, мы редко видели от него хоть что-нибудь, кроме тех редких случаев, когда мать была особенно зла, и тогда он, ценой каких-то невероятных усилий, приносил несколько монет в дом. Взвинченный, напряжённый, взлохмаченный — пожалуй, было лучше, когда он был пьян и отсыпался где-нибудь в углу, наплевав на всех и вся.

Почва ушла из-под ног, я неуклюже перевалился на правую сторону, с трудом удерживая равновесие и в то же время пытаясь не потерять обувку. Мне удалось, и я поспешил дальше, прячась под капюшоном, и приподнимая его только оказываясь на перекрёстках и поворотах.

Под широкий козырёк аптекарской я нырнул почти с облегчением, схлынувшим, как только я понял, что промок насквозь. Не дав мне опомниться ни секунды, холод стал проникать под кожу, больше не согреваемую внутренним теплом движения. Оголодавшее и чахлое тело пробила мелкая дрожь.

Не став тянуть кота за хвост, я развернулся и застучал. Никто не откликнулся, и я забарабанил громче. Тишина.

Только сейчас я обратил внимание, что свет на первом этаже дома не горел. Время было поздним, но аптекари часто не закрывались до глубокой ночи — работа была такая. Однако не в этом случае. Я слышал, что это место предпочитали богатеи, беднота — такая, как я — здесь не ошивалась. Да и домишко выглядел дорого — два этажа, добротный красно-коричневый кирпич. Чего только стоила резная дубовая дверь с латунной ручкой в виде изогнутого тела дракона. Зубастая пасть свешивала длинный раздвоенный язык повыше моей головы.

Её я не сразу заметил. Ухватившись покрепче, снова застучал.

Пусть хозяин закрыл свою лавочку, но ведь он должен был быть в доме. Владельцы небольших доходных домов всегда жили на втором этаже. Насколько я знал, аптекари ничем от них не отличались.