Река протекала широким спокойным руслом к югу от города. Вдоль кромки тянулось редкое полесье, укрывавшее тенью отдыхающих. Стояло лето, и желающих понежиться на солнышке вдали от пыльного Рима было предостаточно.
Выбрав место, слуги оставили паланкин хозяина и принялись стелить покрывала. Генерал позаботился о том, чтобы кроме них с Офиару больше никого не было. Рабы-носильщики не были в счёт.
Далат скинул тунику, оставшись в набедренной повязке, принятой для купания в открытых источниках. Офиару развязывал плечики собственной. Туника упала. Он был обнажен.
Никакой повязки, ни одного клочка ткани, что скрыл бы прелести юного тела!
Не задерживаясь, он направился прямиком к воде. По сторонам раздались восторженные свисты. Совершенное тело Офиару, несмотря на редкие синяки, не осталось без внимания.
— Эй, крошка! Заскучаешь, присоединяйся!
— Лучше к нам, детка! Не пожалеешь.
Офиару повернулся к зовущим и одарил их соблазнительной улыбкой, таящей обещание.
Далат, стоявший в тени, почернел.
Офиару достиг воды и нырнул, сверкнув ослепительной белой попкой.
Далат последовал за мальчишкой, врезаясь в воду следом. Их разделяло не более десяти метров. Офиару неплохо плавал, но альфа не спешил его догонять. Несколько раз омега обернулся, и что-то в лице Далата заставило его плыть вперед. Полчаса в воде, и Офиару на шатающихся ногах выбрался на берег, стараясь укрыться в зарослях.
«Э, нет, забудь!»
Далат в несколько махов покрыл расстояние до берега и, вылетев из воды легко нагнал парнишку, легонько толкнув в спину, он повалил его на песок.
— Далеко собрался? — тихо прорычал он, от чего кожа Офиару покрылась мурашками.
— Нет. Что тебе надо?
— Ничего особенного.
Далат схватил его за плечо и перекинул животом вниз. Омега впечатался лицом в песок.
— Ты чего делаешь?!
Но Далат уже сидел сверху, чуть ниже соблазнительных округлостей, блестевших на солнышке.
— То, что должен был сделать сразу.
— Остановись! Ты не можешь!
— Почему это?
Далат замер.
— Еще одиннадцать дней! Доктор не разрешил!
Далат не шевелился, а потом расхохотался, и смех его был зловещим.
— Значит, подслушивал.
— Да! И я все знаю! Ты не имел никакого права подменять мою травку! Вмешиваться в мою жизнь!
Далат наклонился к самому ушку парня и, схватив его за длинный хвост, оттянул назад, заставив омегу выгнуться.
— Я имею на тебя любое право… и сейчас поимею тебя. Но сначала.
Он сел и притянул парнишку к себе, перекинув через колени, все так же животом вниз.
— Это тебе за арену, — и он звонко с силой опустил тяжелую ладонь на мягкие ягодицы, покрывая сразу обе. Офиару вскрикнул.
— Это тебе за травку и вранье, — снова горящий болью шлепок. Ягодицы вздрогнули.
— Это тебе за лавочника, — Офиару всхлипнул и дернулся.
— Это тебе за вызывающее поведение, — шлепок был сильнее, рана была свежа.
— Это за то, что подслушивал, — шершавая ладонь опустилась на покрасневшую кожу в последний раз.
— И запомни. Если захочешь еще что-нибудь выкинуть, мы повторим процедуру, пока ты не запомнишь, что я твой хозяин, повелитель и бог.
— Ты деспот! — умываясь слезами, пропищал омежка.
— Я хуже… я твоя пара. А теперь давай закончим начатое, раз уж ты так активно демонстрируешь желание быть оттраханным.
Далат грубо сдернул мальчишку с колен, но все же проследил, чтобы тот не ушибся. Содрав мокрую повязку с бедер, он одной рукой заставил омегу подняться на колени. И Офиару, продолжая прижиматься лицом и грудью к песку, вызывающе выпятил попку вверх.
Далат облизнулся. Став к парню вплотную и утыкаясь готовым к действию членом в ягодицы, он намотал длинные волосы на кулак и потянул назад, заставляя Офиару подняться.
— Поехали, зайка.
И он ввел ему средний палец до основания, с натугой протискиваясь в сухое сжатое колечко. Омега взвыл. А Далат продолжал вводить палец, имитируя собственные движения, пока маленький вход немного не раскрылся и не выпустил немного влаги. Он облизал шею омеги сзади, заставив того затрепетать, прикусил плечо, будто примеряясь, и, решив, что этого достаточно, иначе парень не усвоит урок, он отпустил волосы, придавливая его к песку и заставляя анус мальчика раскрыться словно розовый бутон.
Опустив руки на худенькие бёдра, он развел большими пальцами ягодицы и приставил налившуюся, темную от крови, головку к розовому входу омежки.
Он ворвался со всей силой, проталкиваясь вперед до основания и заставляя Офиару вопить от боли. Парнишка выгнулся, шире разводя ноги и впиваясь пальцами в песок.
Читать дальше