Сергей Барк - Серый [СИ]

— Эй ты, чёрт! Включи как было! — понеслось мне вслед. — А то мозги от цемента не отскребёшь.

— Что за шум? — в проёме возник Дитер, за ним Цорм и ещё несколько ребят.

Дитер переводил взгляд с ругающегося альфы на меня, в ожидании ответа.

— Да ничё, — тут же сбавил тон Тирм. — Червяк сломал игрушку.

Это прозвучало так тупо, словно два сопляка сцепились в песочнице, и теперь один из них жаловался родителям на другого. Тирм тоже всё правильно заценил и покраснел от злобы и досады, сверля меня взглядом. Вряд ли альфа хотел выглядеть перед Дитером тупицей, а именно так он и выглядел.

— Дит! — выпорхнул из кухни улыбающийся Уилл, преодолел пару разделявших их шагов и повис на альфе, обхватив того за пояс. — Суп почти готов, дай нам минут двадцать, хорошо?

Дитер кивнул и, опустив ладонь на голову омеги, огладил волосы.

Я отвернулся и поднялся к себе, собираясь захватить куртку и отправиться восвояси.

Уилл обжил постель Дитера в кратчайшие сроки, как только смекнул, что альфа свободен, то принялся обхаживать того со всех сторон. Лучшие куски оседали в тарелке альфы, пеклась ароматная сдоба, до которой я так ни разу и не добрался. Омега ошивался везде, где бы ни появился тот, с поводом и без. Со смехотворным и тошнотворным. Но парня не смущало ничего, и, улучив подходящий момент — банда бухала, празднуя очередной разгром конкурентов, — он завалился на матрас Дитера.

Трахались они долго и смачно, как, впрочем, и остальные счастливчики, кому перепало в тот вечер от наших «гостей». Так звали давалок, охочих до бесплатной выпивки и травы. От запаха тогда хотелось проблеваться. Лучше уж нюхать собственную рвоту, чем тот фан, что тянул снизу наверх.

Уже на следующий вечер Уилл вернулся на третий этаж только затем, чтобы собрать вещички. Убрался — и поминай, как звали. С тех пор, как он стал числиться парой Дитера, Уилл получил власть над пришлыми омегами, распоряжаясь ими по хозяйству, да и бетам с альфами спуску не давал, заставляя выносить мусор, двигать мебель и переносить припасы. Дитера стал звать не иначе, как Дит, и размалёвывал рожу ещё ярче.

Подхватив куртку с организованной мною вешалки, я бросил взгляд в осколок зеркала. Достаточно большой, чтобы разглядеть аж половину собственного рыла. На меня смотрел червяк с папиросной кожей. Щёки впали, под глазами обычные тёмные мешки. Обгрызенные губы, разросшиеся брови и волосы, торчавшие во все стороны, самого что ни на есть никакущего цвета.

Я зло посмотрел на придурка, презрительно хмыкнул отражению и пошёл заниматься делами, выбрасывая из головы всё лишнее.

Вернулся глубоко заполночь, зная, что раньше часа никто не расходится. Первые дни кутили до утра, но Дитер сказал, что кто не устал, тот не пахал. Намёк был понят, и остальные начали рассасываться после двенадцати. Вставать, правда, тоже стали раньше, и нет бы делом заняться, так бездельники просиживали дырки в штанах на диванах общей комнаты. И завтра я снова был обречён проснуться от свалки из-за тупой игрушки. Увы, организованный мною глюк решался просто. Следовало просто перезапустить приставку — и незамысловатое веселье можно было продолжать.

Чувствуя, как буквально с каждым шагом сил остаётся всё меньше, я не смог отказать себе в кофе. Подгрёб к автомату, запустил. Цорм был форменным козлом, и однажды я с ним за всё поквитаюсь, но кофе таки добыл, и даже как-то без меня разобрались, куда засыпать.

Подхватив крошечный бумажный стаканчик, выплюнутый автоматом, я осел на диване и откинул шею на спинку. Прикрыв глаза, представил, что ничего вокруг попросту не существует. Ничего. И это было почти блаженство. Наслаждался я от силы минуту, пока не различил придушенные вздохи, доносившиеся сверху.

Шевелиться не хотелось. Наверху слышимость была ещё лучше. Я решил дождаться пока всё закончится. А потом пришёл к заключению, что мог бы дрыхнуть и здесь.

Со стороны лестницы раздались шаги. Похоже, происходившее донимало не только меня. Вряд ли можно было не проснуться под затяжные стоны Уилла, который старался по полной, желая произвести впечатление и польстить Дитеру. То, что дверь между комнатой альфы и остальными отсутствовала, никого не смущало. Так было принято в банде. Никто не прятался по углам. Зачем? Личная жизнь, как и имущество, считалась делом общественным, так что ныкаться от братьев было бы даже позорно. И омегам отставлять жопы, позволяя драть себя почти прилюдно, тоже было норм. Те, кто хотел, дрочил по-тихому. Зрелища через широкий проём было достаточно.