Array LeeRan88 - Третий закон Мерфи [СИ]

А еще я лишилась поддержки клуба. Ну, и не больно-то и хотелось. После объяснения с ними меня долго преследовал горький привкус предательства. То, что я находилась под империусом, они, оказывается, поняли достаточно быстро, но никто не посчитал нужным хоть как-то мне помочь. Они просто наблюдали, пытаясь вычислить того, кто это сделал, и как долго я продержусь, смогу ли самостоятельно скинуть заклятие. Чертовы исследователи!

Зато у меня был Тео, который поддерживал меня, хоть и по-слизерински. На людях он не позволял себе ничего больше кивка при встрече и на прощание, но наедине всегда старался как-то порадовать. Я была не в претензии. Все же в одиночку идти против всей школы и глупо, и опасно. Он постоянно приносил сладости и какие-нибудь безделушки. Подозреваю, что это он тишком расправлялся с моими обидчиками, потому что почти все они волшебным образом попадали в Больничное крыло. Нотт часто брал меня за руку, сжимая ладонь в ободряющем жесте, и говорил, что все наладится. Я была ему очень благодарна за такую поддержку и подозревала, что нравлюсь ему. Или ему что-то нужно. Первый вариант был приятней для самолюбия, зато второй был более реален. А может быть, я параноик и он просто поддерживал меня по-дружески, потому что прочих признаков влюбленности я не наблюдала.

Эдмунд Сойр, несмотря на свое чистокровное воспитание, не мог скрыть этих признаков, а вот Нотт в моих глазах до сих пор оставался загадкой. Впрочем, я думаю, как и в глазах большинства окружающих. Теодор Нотт запросто мог во время разговора поправить мне выбившуюся прядь или узел на галстуке. Причем с абсолютно невозмутимым выражением лица. Будто так и надо. Такое вмешательство в личное пространство не могло не напрягать, правда, со временем я привыкла и перестала так дергаться, но такое внимание все равно смущало. Меня. А его — ни капельки. Абсолютно невозмутимое существо. Может, этого он и добивался?

Вот интересно, заметил ли он, что в поведении его подруги что-то не так? Думать на эту тему было неприятно, и я малодушно отбрасывала эти мысли, не желая лишаться иллюзии дружбы, внутренне оставаясь настороже.

Но Тео не справлялся, хоть и прикладывал заметные усилия. Я почти уверена, что слухи об империусе, передающиеся через призраков и портреты — его заслуга. Но все же один в поле не воин.

Держалась я ровно до тех пор, пока меня не начали откровенно травить. Перепрятанные или вовсе испорченные учебники и пергаменты с эссе, кража личных вещей, насмешки, а толчок в спину от соседки по комнате стал последней каплей. Я упала с лестницы и чуть не сломала шею, по счастью отделавшись в итоге синяками и ушибами. И, конечно, испугом.

Этот гадкий поступок взбесил, и я пошла к профессору Флитвику. Полугоблин выслушал претензии, поразмышлял некоторое время и очень неохотно пообещал провести беседу. В тот же вечер он устроил общий сбор на факультете. Декан прочитал длинную речь, под конец удостоив Рейвенкло угрозами закрыть все факультативы, кроме двух основных, и пообещав устроить отработки до конца года всем, у кого хватает времени на глупости. Жалко, что пришлось практически шантажировать его, чтобы он сделал хоть что-то. Хорошего настроения это декану, конечно, не добавило, и я старалась не попадаться ему на глаза. Зато внушение наш факультет в полном составе получил очень качественное, и до конца года у нас царила тишь и благодать. Все усердно занимались учебой и предвкушали каникулы. Меня стали просто игнорировать, что меня полностью устраивало.

Я наконец-то смогла заняться своими делами и погрузиться в подготовку к экзаменам, не передвигаясь по замку, как по минному полю. А профессор Снейп наконец нашел время в своем расписании, обещая к концу учебного года восстановить мою память.

Процедура восстановления была крайне любопытной, но в то же время неприятной. Почти ежедневный час позора, в течение которого профессор успевал просмотреть до пары недель субъективного времени. А это означало, что он видел все. Мы вместе это просматривали. После первой процедуры из кабинета я вышла красная как помидорка, не поднимая глаз от пола. Он видел все, то есть совсем все. То есть как я учусь, моюсь, ем, переодеваюсь… справляю естественные надобности. Так стыдно мне не было никогда за обе жизни. А ведь он предупреждал…

Слава богу, что декан слизеринцев проявил несвойственное ему в обычной школьной жизни понимание. Профессор Снейп никак это не комментировал, и я почти привыкла к его молчаливому присутствию в своей голове. Стоит сказать спасибо наследственности, благодаря которой я выглядела все еще как ребенок: толком ни груди, ни попы — хрупкое астеничное телосложение и небольшой росточек. И округлости в нужных местах, которые, как мне казалось, появились, были обычным самовнушением. Одни глазюки торчат. Изменения тела только-только начали обозначаться.