— Тео, нет! Мы уже уходим, — пообещала я фестралу. Тот чуть прикрыл глаза и переступил на месте, крылья, помедлив, опустились. — Он просто волнуется за меня, понимаешь?.. Спасибо тебе.
Еще раз погладив на прощание волшебное существо, я пошла к нервничающему парню. Конь кивнул в ответ на благодарность, фыркнул и вернулся к своим.
— Они же ручные, — пыталась объяснить я. — Ты же сам видел, они возят кареты в сентябре. Я бы не полезла, если бы они были дикими. Их Хагрид приручил, я точно знаю. Ну, Тео!
Нотт тянул меня на буксире, заставляя спотыкаться через раз, и страшно молчал.
Заговорил он со мной только через два дня.
Его обида была, в принципе, понятна, но оправдываться больше не хотелось. Волшебное чувство умиротворения, единения с природой, гармонии с собой и миром в тот момент, когда я обнимала шею крылатого коня, заставляло меня мечтательно улыбаться каждый раз при воспоминании об этом. А Тео готовился к экзаменам, демонстративно не обращал внимания, но нет-нет да и кидал на меня долгие взгляды, когда думал, что я не вижу.
Впрочем, мне было чем заняться. Экзамены приближались неотвратимо, заставляя факультет воронов сходить с ума, да и остальные тоже. В башне постоянно слышались ссоры из-за конспектов, споры на тему учебы и бормотание тех, кто повторял пройденный материал.
С экзаменами я сумела справиться на достойном уровне. Оставалось провести в школе еще пять дней, а потом — дом, милый дом.
Наутро после трансфигурации, которая была последним экзаменом, утренние газеты просто «взорвали» Большой зал. Огромные кричащие буквы заголовков повергали в шок: «Нападение Пожирателей на Министерство!», «Тот-Кого-Нельзя-Называть вернулся?!», «Темные времена наступили снова!» «Бойня в Атриуме» и колдографии разгромленного зала с каминами и статуей. От памятника сотрудничеству магов и волшебных существ остались только обломки, пустой пьедестал смотрелся сиротливо.
В помещении поднялся гул, слышались крики, кто-то плакал, кто-то выбежал прочь, профессора пытались навести порядок, но безуспешно. Я бросила взгляд на слизеринский стол. Волхов отсутствовал. Надо попытаться его найти. Попозже.
Всех разогнали по гостиным под присмотр старост, профессора устроили собрание, в общем, обстановка в школе создалась откровенно нервозная.
Встретиться с Вадимом удалось только на следующий день. На вопрос, может ли он уделить мне время, целитель устало кивнул и спросил, где мы будем говорить. Небольшая башенка, на которую почти никто не ходил, кроме Филча и профессора Астрономии, показалась мне подходящим местом для разговора. Небольшое круглое помещение с бойницами и круглым балкончиком под самой крышей для наблюдения за звездным небом было пустым. Я захлопнула дверь, наложила заглушку с Коллопортусом и повернулась к парню.
— Вадим, ты можешь сказать, что происходит?
— Ты уверена, что хочешь знать?
— Нет, но не знать еще хуже. Так что будь добр, поделись, пожалуйста, — вежливо попросила, впрочем, не слишком-то рассчитывая на откровенность. И зря.
— Ну, хорошо, — внезапно став серьезным, согласился Волхов. — Слушай…
И он рассказал.
Я пыталась переварить эту историю и его выводы минут пять, а потом, все же не справившись, поняла, что легче не стало. Воистину: меньше знаешь — крепче спишь.
— Лучше б не спрашивала… — прошептала себе под нос.
Слизеринец только хмыкнул в ответ.
— Если определить, какие точки ключевые, мы сможем контролировать ситуацию. Проблема только в том, что я не знаю, как их определить…
— Оу! У тебя еще остались иллюзии, что мы можем вообще что-то контролировать? — саркастично спросил Вадим, перебивая.
Я внимательно посмотрела на парня. Маска на его лице пугала. Контраст ангельски-красивого лица и жесткого саркастичного выражения на нем вызывал когнитивный диссонанс. Что-то в этом ощущалось очень неестественное, неправильное.
— Разве не в этом был смысл, когда ты предпринимал какие-то действия? Изменить или предотвратить те события, которые тебя не устраивали? Ты хотел сделать так, как было бы удобно для тебя, так, как считал лучше.
— И?
— Ну-у… Мне непонятно, какие события мы изменить не в состоянии, а что все же поменяли, — медленно проговорила я, с болью вспоминая маму. Вопрос, могла ли я сделать так, чтобы она не умерла так рано, задавать себе снова было страшно. И в любом случае, поздно… — Меня смущает такой момент: если мы меняем какие-то события, то логично предположить, что они — уже измененные — сказываются в дальнейшем…
Читать дальше