Роберт Вегнер - Каждая мертвая мечта

Он развернулся.

На него из тумана выползало гигантское черное чудище. Огромное, как половина их лагеря. Его нос вставал над головой Понвереда на высоту двухсот рослых охотников.

А потом с носа упала веревка и по ней соскользнул человек. Пустой Зуб его узнал.

Это был тот самый мужчина, который купил у них лодку.

— Подплыла ближе, чем я думал, — сказал пришелец на языке племен, широко улыбаясь. — Значит, тут неплохая глубина у самого берега.

Шаман открыл и закрыл рот дважды, прежде чем отозвался:

— Ты знаешь наш язык.

— Борехед довольно неплохой учитель. Он приплыл со мной.

Борехед. Пустой Зуб почувствовал, как при звуках этого имени в груди его распускается надежда, которая, однако, тут же погасла. Даже самый сильный из живущих нынче шаманов не наполнит моря рыбой.

— Чего ты хочешь, человек? — спросил он глухо.

Тот перестал улыбаться и сказал серьезным тоном:

— У твоего народа нет бога, шаман, и потому вы стали игрушкой в руках любого из Бессмертных. А у меня есть богиня-корабль, которая долгие дни сопротивлялась Андай’е, но которой теперь нужны верные. В ее теле живут твари, на них вы могли бы охотиться, пока не выплывете в воды, полные рыбы. Похоже, богиня покажет вам все, что вы должны знать, чтобы жить в ней и с нею.

Человек остановился и посмотрел на ахера, склонив голову набок.

— Борехед тоже согласился присоединиться к вам. Что скажешь на это?

Понверед Пустой Зуб молчал. Из слов чужака он запомнил два: охотиться и есть.

И все же он колебался.

— Мой народ… — попытался облечь свои опасения в слова шаман, — не умеет плавать на таких кораблях и не умеет на них жить.

Глаза мужчины, синие, словно стена ледника, блеснули.

— Грядут непростые времена, шаман. Времена крови и слез. Вы уже познали и одно, и другое, а будет еще хуже. Некоторое время я буду плавать с вами и помогу, насколько сумею. Может, я и окажусь не спасителем твоих людей, а их погибелью, но, по крайней мере, дам вам шанс. Это больше, чем вы получили от ледяной суки. И от остальных богов.

Понверед даже вздрогнул, задетый грубой правдой этих слов. Потом кивнул, потому что люди именно так выражают согласие, и выдавил:

— Я позову охотников.

Альтсин Авендех улыбнулся и пробормотал на языке Бессмертного Флота:

— Надеюсь, Оум, что тебе понравится моя идея. А если нет, — широко оскалился вор, — то поцелуй себя в свою деревянную задницу, сукин ты сын.

Ей снилось, что она тонет в море крови, густой, будто смола. Красные волны раз за разом заливали ее лицо, липли к коже, а когда она открывала глаза, то все было багряного цвета.

Она тонула, давилась, ей не хватало дыхания. И не могла поднять рук, чтобы пошевелить ими, потому что нечто удерживало их подле тела.

Она отчаянно крикнула, а кровь наполнила ее рот, нос, горло.

Она имела вкус гнили и смерти.

Кей’ла захлебнулась рождающимся в ней криком и вырвалась из объятий кошмара.

Она лежала на земле.

Была связана.

Глаза ее склеивала некая масса, и она не могла разлепить их.

Девочка открыла рот, чтобы что-то сказать, но тогда кто-то положил палец на ее губы.

— Ш-ш-ш. Ничего не говори… Тебя сильно ударили по голове. У тебя на глазах кровь. Я тебя умою.

Это был анахо , язык верданно, но слова звучали со странным акцентом. Некто выговаривал их старательно и медленно, будто знал только базовые обороты и не хотел сделать ошибку.

Влажная тряпка притронулась к ее лбу. Легко и осторожно.

Кей’ла подняла веки — только когда почувствовала, что они чисты.

Над собой она увидела лицо женщины, что могла быть ее бабкой; лицо, медленно проигрывавшее бой с морщинами, но все равно остававшееся некоторым образом красивым. У женщины были темные глаза и темные, пронизанные сединой волосы, постриженные коротко, словно у мужчины.

— Ты меня видишь.

— Да.

— Ясно… то есть отчетливо?

— Отчетливо.

— Хорошо. Мать хочет поговорить с тобой.

Мать? Значит, мать этой старой женщины?

— Э’енретусах, — услышала она другой женский голос. — Сумверт он ноар.

Появился мужчина, и вместе с женщиной, которая обмывала ей лицо, они подняли Кей’лу, которая благодаря этому поняла, что кто-то привязал ее к доске. Ноги, туловище, руки ее были спеленаты, словно у младенца в люльке. Девочка дико задергалась.

— Не нужно, мы привязали тебя ради твоей же безопасности, — пояснила вторая женщина, та, что приказала ее поднять. — Э’кале. Разверните ее.