Бронислава Вонсович - В паутине чужих заклинаний [≈ Список]

Я прошлась заклинанием уничтожения пыли по обоим помещениям и села за свой стол. Больше делать мне было нечего. Даже цветы не полить, поскольку цветов никаких не было. Завести, что ли? Вон в том углу прекрасно встанет фикус, а традесканция оживит угол шкафа. Я обдумывала, что лучше встанет на подоконник — несколько горшков с фиалками или один с чем-то посолиднее, когда Дитрих наконец вернулся. Тащил он сразу несколько коробок — вовсю шел переезд из старого офиса в новый.

— Линда, вы так пунктуальны, — пропыхтел он и свалил коробки в угол. — Все, еще защиту здесь поставлю, и будем считать переезд свершившимся. А у вас что новенького?

— Мне вчера пригодился выданный вами артефакт.

Я не стала тянуть и выложила все, что вчера случилось. Со своим отношением к действующим лицам я так и не смогла определиться до конца. Оба они — и Эмми, и Штефан — были слишком убедительны, чтобы до конца увериться в виновности одного из них. И, рассказывая все это частному сыщику, я думала, что уж он-то точно сможет подсказать, кому верить. Выбор-то не слишком велик!

— Не хочу вас огорчать, Линда, — заметил Дитрих по окончании моего рассказа, — но к ментальному воздействию мог быть причастен и кто-то третий.

— Как это? — удивилась я. — Только эти двое держали меня за руку. А всем известно, что менталистам для лучшего контакта требуется…

— Для лучшего, — прервал меня Дитрих. — То есть это желательное условие, но совсем не обязательное. Хорошему менталисту достаточно настроиться на вашу ауру на близком расстоянии. Он мог сидеть этажом выше и вовсю ломиться к вам в голову, а вы могли это заметить не сразу, поскольку были увлечены разговором и не ожидали подвоха. Вы ведь даже не сразу поняли, что артефакт сработал.

— У меня подобного опыта до сих пор не было, — заметила я. — Получается, я не только не могу кого-то исключить из подозреваемых, но мне приходится думать, что есть еще кто-то третий?

— Правильно, подозревайте всех. — Дитрих широко улыбнулся, от чего стал необычайно привлекательным. — Больше вероятности, что все будет в порядке.

— И вас? — не удержалась я.

— Меня? — удивился он. — Меня-то в чем?

— Не знаю, — ответила я. — Но мне теперь кажется, что вы тоже меня не случайно на работу взяли.

Возможно, я сказала это зря, но мой начальник улыбнулся еще шире и с необычайно хитрым видом сказал:

— И правильно кажется. Для работы секретарем у вас слишком высокая квалификация.

Ответ был для меня неожиданным и тем страшнее оказался. Неужели я права и Дитрих тоже в чем-то замешан? В голову полезли всякие ужасные предположения, никак поначалу не вязавшиеся с тем молодым инором, который с легкой улыбкой наблюдал за моим смятением. Пока я не вспомнила, что артефакт дал мне он, а значит, может сейчас и обходить защиту каким-то неизвестным мне образом. Ментал в нашей академии совсем не преподавали. С одной стороны, это было неплохо — меньше бессмысленной нагрузки, поскольку способностями к этому разделу обладали единицы, с другой — порождало массу разнообразных слухов и домыслов.

— Дитрих, тогда почему вы меня взяли? — выдавила я.

— Вы хотите честного ответа? — зачем-то уточнил он.

— Конечно. Зачем мне нужна неправда?

— Тогда я вам отвечу через неделю, — неожиданно сказал он.

— Почему через неделю? — возмутилась я. — Я хочу знать сейчас. Возможно, от этого зависит моя безопасность.

— Вряд ли, — не согласился Дитрих. — Но скажу я вам только через неделю. Раньше никак.

— Я от вас увольняюсь.

— Тогда вы никогда не узнаете, почему я вас взял.

Речь шла об очень серьезных вещах, а Дитрих откровенно развлекался. Это меня настолько разозлило, что я схватила одну из принесенных им папок и стукнула по его наглой белобрысой голове. Точнее, хотела стукнуть, поскольку он отклонился и удар пришелся вскользь по плечу. Он участливо спросил:

— Как, легче стало?

— Меня никто не смеет шантажировать, — ответила я.

— Линда, разве я вас шантажирую? — удивился он. — Я просто сказал, если уйдете — не узнаете. Вдруг эта информация напрямую касается моей деятельности? Не могу же я ее выдавать кому попало?

Я сама удивилась своему поведению — Штефан не вызывал у меня столь сильных чувств, даже когда Эмми рассказала, что видела его с другой, а Дитрих всего лишь отказывается рассказать что-то, пусть и касающееся меня напрямую. Я никогда не находила в себе склонности к членовредительству, да и вспомнила, что в моем положении рабочими местами не разбрасываются, да еще и придется сдать артефакт. А вчера он мне очень даже помог. Я с сожалением покачала в руке тяжелую папку, поняла, что с ее помощью выбить все равно ничего не удастся, и почти миролюбиво спросила: