Екатерина Лебедева - Конечная станция — Эдем

— Как я рад вас видеть, Эрих. Честное слово! До чего же я рад тебя видеть!

— Я тоже.

Я не солгал. Власть меняет людей, но война и фрайкор не забываются. Сколько бы ни пытался вычеркнуть их из памяти и даже если стереть саму память. Человеческий мозг — странно устроенная машинка.

— Куришь?

— Нет.

— А я научился. Дорваться до тысячи удовольствий и ничего не попробовать? Мы стали жить лучше, Эрих, и веселее, но вряд ли дольше. Извини, я так рад, что болтаю чушь. А ты ведь совсем не изменился. И, наверное, очень устал?

— Выспался в вагоне.

— О! — он вдруг неожиданно подмигнул. — Секретный шик, высший класс. Почём нынче ракеты?

— Геллер за ящик. Но только если знаешь пароль.

Он засмеялся.

— А я не знаю пароль. «Энциан»? «Тагесблатт»? Я всё позабыл. Позабыл абсолютно всё, когда стал чиновником, Эрих, у меня отрастает брюхо. Помнишь ту медсестричку? Теперь она заведует центром Нохта и снабжает меня снотворным. И ничего не меняется.

— Правда?

— Ничего.

— Ничего...

Первое впечатление ушло. Незнакомый город вокруг зиял провалами, и этот бывший мертвец чувствовал пустоту. Он хотел говорить с пустотой. Вокруг Вестерхайма громоздилась пустыня, индустриальный плац, наскоро залитый асфальтом.

— Я рад, что ты жив.

Сказал человек, однажды стрелявший в меня.

***

Мы прошли в зал.

Музейное эхо отражало шелест шагов. Бессер взял меня за руку, проводя между хлипкими стеллажами с кипами пожелтевшей бумаги. Бюджет выделялся слишком неравномерно, и отложения прошлого заполняли архивы картонными папками и микрофильмами, издающими запах горелой плёнки.

— Садись.

Он настроил проектор. Аппарат зажужжал и белое пятно на стене сменилось уже знакомой мне фотографией. В поездке я тщательно изучил все документы.

— Герман Хеллиг?

— Был одним из моих лучших сотрудников.

— Самоубийство?

— Именно это и хотелось бы выяснить. Такие случаи дают отвратительный резонанс, дружище. Хеллига я знал лично, он был очень уравновешен. Вот мы с тобой не на своём месте, Эрих, чиновников из нас не получится, а он был чиновником до мозга костей. Его последним объектом стал «Эдем».

— Дом престарелых?

— Скорее, пансионат. Не очень-то романтично, верно? Совсем не урановые рудники. Но кому-то нужно работать в таких местах. Более того, многие даже рвутся. Скучные, дурнопахнущие подвалы — настоящий подарок для опытных крыс. Ткани, зерно, консервы... Государственная кормушка в последнее время опять оскудела, мы подорвали кредит доверия. Хеллиг был лучшим, пока не надел на шею электрический провод.

— Он на что-то наткнулся?

— Может быть, — Бессер пожал плечами, — хотя в отчётах всё чисто. Из Бюро пришел запрос на выяснение причин смертности контингента, мы осуществили проверку. Старики мрут как мухи. Но ведь смерть и есть удел стариков?

Прекрасный девиз в музейном зале, заваленном листовками о борьбе с полиомиелитом. Я достаточно знал Бессера, чтобы понять, что он раздосадован. Брюхо ещё не выросло, но от канцелярской пыли свербело в носу.

— Кем я туда поеду?

— Трудинспектором, это проще всего. Прошерстишь всё, что захочешь проверить по персоналу. А бухгалтерией займётся Афрани.

Почувствовав движение за спиной, я обернулся.

— Добрый день.

Её голос звучал немного в нос, как будто сконфуженно. Деловой костюм плохо гармонировал со смуглотой кожи и чёрными волосами, забранными в накрученный на голову синий платок.

— Доброй ночи.

— Познакомьтесь, — сказал Бессер. — Мой друг Эрих болезненно педантичен. Рациональный подход ко всему. К сожалению, он не выспался. Зато завтра вы поедете в мягком вагоне. В отдельном, между прочим, купе.

Я наступил ему на ногу.

Есть люди, вызывающие антипатию с первого взгляда. Афрани мне не понравилась.

А я не понравился ей.

Возможно, виной тому была обстановка. Затхлый и вместе с тем аскетически-сухой аромат буквально вопиял о деле, заваленные бумагой столы, пыльные занавески на окнах навевали мысли о морге. «Будь осторожен», — предупреждал Йен. Непременно. Я уже почти настроился на предстоящий мне труд лицедейства.

И получите — синий платок!

Вместе мы вышли в коридор. Бессер извинился и почти побежал к кабинету, из которого раздавался надоедливый зуммер. Афрани посмотрела на меня. Я обратил внимание на приплюснутое переносье и пару волосков на нём — должно быть, она выщипывала брови.

— Мы выезжаем рано?

— В семь тридцать, — сказал я. — Не берите много вещей. А вы что, правда бухгалтер?