Екатерина Лебедева - Конечная станция — Эдем

— Боюсь, это мне не подходит.

— Можете привезти свою девочку.

Он вдруг спохватился, что Афрани сидит рядом, и я спохватился тоже. Чёрт знает, как это получилось. Она таращилась на нас с неким ужасом — так ребёнок смотрит на бородатую женщину в ярмарочной палатке.

— Хох! — сказал Фриш, поощрительно глядя на неё и обращая ко мне совершенно трезвый, тяжёлый взгляд. — Многие вещи почти забыты и, действительно, лучше о них забыть. Но важно с водой не выплеснуть и ребёнка. Вы меня понимаете? Пейте же, Коллер. Вы всё-таки славный парень. Исключительно приятная сладость. Хох!

— Хох! — сказал я.

И звонко чокнулся с ним.

***

Оказалось, алые краски неба лишь предвещали грозу.

Буря разразилась не сразу. Я говорю «буря», потому что сила ветра, вырвавшегося из леса как воздушный пожар, превышала обычные показатели раз в пять, если не в десять. Сначала ничего не предвещало беды. Только в воздухе повисло ощутимое напряжение.

Я поднял голову от бумаг.

В коридоре что-то происходило. Творилась там какая-то нехорошая суета, избыточное оживление, какое бывает перед побегом, а ещё, когда в доме прорвёт канализацию. Я услышал, как мимо кабинета почти пробежали двое. Они переговаривались: «Здесь он... — А ты? — Да ну, пусть лучше Алек». Они потоптались у самой двери, прикоснулись к ручке и вдруг припустили дальше, гремя шваброй. Я нахмурился. Дьявольски сверлило в виске, и гуля пульсировала, как надутый ипритом шар.

Брякнула форточка. Лампы под потолком мигнули и разгорелись опять.

— Нажмите кнопку, — приказал долговязый, всовываясь в кабинет. – Вон ту, у пепельницы. Она заблокирует ставни.

— Зачем? — оторопело спросил я, глядя как чёрная туча завладевает небом.

— Штормовое предупреждение.

— А...

Но он уже ускакал, хлопая себя по бокам портфелем и кожаным стеком — предметом, погрузившим меня в полное оцепенение. Размышлять, впрочем, было некогда. Ветер ударил в стекло, и в комнате потемнело. Жестяная дробь брызнула в подоконник и атаковала окно тёмными прозрачными кляксами.

Это был дождь. И не просто дождь, а всем дождям дождь!

В одно мгновение зубчатая полоса леса на горизонте скрылась — её просто не стало видно. Смыло и сам горизонт. И если где-то в лесу оставались окопы, то они наверняка переполнились и жёлтая жижа хлестала через край, вынося наружу нехитрый солдатский скарб. Рогатки и котелки с выбитым инвентарным номером. Протухшие за зиму деревяшки. Пористые как наждак черепа, ремни, пулевые гильзы, жестянки, гнилое мясо и испражнения...

Я подавил отрыжку. Выключил настольную лампу и вышел в коридор.

Там опять было пусто. У выхода в холл стояло ведро с обмокнутой в него шваброй. Голоса слышались ниже — раздосадованные: видимо, и впрямь протекло. Потом из соседней комнаты выглянула Афрани. Мучительно сведённые брови выдавали борьбу чувств и нежелание общаться со мной, одолеваемое тревогой.

— Что-то случилось?

— Не знаю. Наверное. Не дождь, а какой-то Всемирный Потоп.

— Антициклон, — сказала она механическим голосом.

— Угу.

Я посмотрел вправо.

Обычно у запасной лестницы болтался круглоголовый санитар, делая вид, что протирает филенки. Сейчас там никого не было. Одиноко светилась голубоватая лампочка, и выходная створка приоткрылась, являя темноту лестничной клетки.

— Куда вы?

— К Ланге, — сказал я, принимая решение. — У меня мигрень. Мне нужны какие-нибудь таблетки. А вы оставайтесь здесь и не высовывайтесь. Лучше закройтесь. Звери во время грозы ведут себя непредсказуемо.

— Мне тоже нужны таблетки.

Я открыл рот — и закрыл его. Тон голоса не оставлял почвы для пререканий. Оставалось крепко выругаться либо взять её с собой, я выбрал последнее.

— Ладно, тогда держитесь рядом. Сделаем экспресс-вылазку.

***

Очевидно, в стенах имелись датчики, потому что свет вспыхнул, когда мы шагнули на пол. Снизу тянул сквозняк и пахло больницей. И не просто больницей, а процедурной — запах спирта заставивший Афрани неуютно поёжиться, а меня сжать челюсти, как перед инъекцией первитина. «Глоток воли перед победой». Тяжелее всего я преодолел именно это, но даже сейчас сердце забилось громче иучащённей, а рот наполнился тягучей слюной.

Узкий проём был до потолка заставлен ящиками. Я пожалел, что не взял фонарик. Свет, оставшийся за спиной, только мешал, я не мог разглядеть маркировку. Двигаться наощупь — опасное занятие, если не знаешь, как отреагирует вероятный противник. Возможно, именно сейчас он целится из своей гнутой трубочки, называемой «стетоскоп». Чёрт бы побрал эти ящики!