Марина Дяченко - Ведьмин зов [сборник litres]

Мартин сказал тогда – проклятье двухсотлетней ведьмы. Теперь Эгле должна была отыскать, где скрыто проклятье, и отменить его. Но, разглядывая его распухшую черную ладонь, она не видела ничего, кроме раны. Может, проклятье прячется внутри? Растворилось в крови? Она знала все об истории костюма – броши, пуговицы, кошельки, зеркальца, гребни… но не имела ни малейшего понятия о «не-графических знаках».

Она нарочно села спиной к двери на кухню, куда ушел Клавдий. Его присутствие пугало ее. Она не хотела на него смотреть, даже краем глаза. Клавдий мешал ей. Он ей не верил, вот почему она растерялась.

Пора сосредоточиться. Она обязательно справится. Он могла бы дотянуться до камина и разжечь его, не прикасаясь, не двигаясь с места. Она могла бы закрутить вихрь, выбить стекла. Но Клавдий мешал. Клавдия она боялась.

Из кухни вернулась Ивга, бледная, растерянная, страшно подавленная. Подвинула стул к дивану, села рядом с Мартином, напротив Эгле. Ивга тоже не верила ей, и это было особенно обидно.

Ничего. Чем скорее она исцелит Мартина, тем быстрее эти двое устыдятся.

Когда он снова вошел в гостиную и уселся за обеденный стол, Эгле, напрягшись, повернулась так, чтобы наверняка его не видеть. Клавдий открыл компьютер.

Распоряжения на случай своей смерти он начал составлять давно, но пора было придать документу законченный вид, в соответствии с моментом. Он возглавлял Инквизицию тридцать пять лет и не хотел бы, чтобы после его ухода в Совете начались свары и хаос. Теперь, когда Ивга вернулась, он мог думать о будущем совершенно спокойно.

Он не удержался и посмотрел на Ивгу поверх экрана. Она не поднимала глаз, глядя только на Мартина.

Клавдий улыбнулся; Ивга не прошла обряд. Ивга вернулась. Какое счастье.

Эгле попыталась вспомнить песню, которая звучала у нее в ушах, когда она ступила на каменную улитку там, в зимнем лесу враждебной, опасной Ридны. Провинции, где Эгле родилась и выросла. Вспоминались только осколки, обрывки.

– Уходи, чернота, – забормотала Эгле, протянув над Мартином дрожащие руки. – Уходи, яд. Уходи, проклятье. Я приказываю, я прогоняю…

Она представила, что от ее ладоней исходит свет, что она греет, очищает, освещает эту рану. Она мысленно обращалась к Мартину, обещая помощь, исцеление, призывая его к себе, – но Мартин не отвечал.

Левая его рука была пробита и почернела. В правой мертво зажат серебряный нож.

Сжимая нож, он остановился перед той, что ждала его на Зеленом Холме.

Она сидела, опершись одной ладонью на траву, подобрав ноги, укрытые подолом белого платья. Не пытаясь ни бежать, ни сражаться. Глядя на него сквозь упавшие на лицо рыжие пряди – обезоруживающе нежно. Ивга Лис, какой она была в восемнадцать лет. Лицо с фотографий, из раннего детства. То лицо, которое смотрело на Мартина, когда его мать улыбалась или была беспечна.

– Вот и ты, – сказала она ласково, как если бы он вернулся из детского лагеря. – Какой тяжелый путь у тебя за спиной.

В ее горящих волосах отражалось солнце, на бледной коже щек – оттенки неба. В глазах отражался Мартин – стоящий напротив с жертвенным кинжалом в руках.

– Отдохни минуту. Посиди со мной, позволь посмотреть на тебя.

Над их головами метались тени, кружились в бешеном водовороте, на краю слышимости звенели будто комариные голоса – страх, горе, ярость, вой, стон…

Мартин медлил, оцепенев. Он представлял себе эту встречу по-другому. Та, что сидела на холме, кажется, не видела кинжала в его руках.

– Сестры ждут тебя в хороводе, – все так же ласково сказала она. – Полет и свобода… Звезды, которые можно достать рукой… И моя любовь. Я люблю своих детей одинаково.

Девчонка билась над ним, металась, гладила почерневшую руку Мартина, пыталась заглянуть в полуоткрытые глаза. Она искренне, очень честно старалась. Она беззаветно верила в эту сказку – инициацию без скверны.

Ничего, конечно же, не менялось. И не могло измениться. Мартин не откликался. Девочка проходила путь, который Клавдий прошел накануне, пытаясь вернуть его к жизни.

Он перевел взгляд на экран и задумался. Надо было назначить кого-то в Ридну; вот уж самая неприятная провинция по нынешним временам. Такое впечатление, что Руфус сбежал, заранее зная, куда дело клонится. Связи разорваны, все разваливается, горит, никто никого не слушает… Да хоть кто-нибудь сможет тут справиться?!

Клавдий набросал список компетентных людей, более-менее знающих специфику провинции: все прекрасные профессионалы. Но согласятся ли на такое назначение, ведь возглавить Инквизицию Ридны сейчас – почти самоубийство? Надо правильно составить рекомендации, подобрать слова… Поддержать своими людьми на месте, причем так, чтобы Совет за них проголосовал…