Кирико Кири - Охотник на ведьм и земли падших

Сейчас с приближением вечера, ей в лицо дул лёгкий ветер, идущий с тех полей и лесов, неся с собой вечернюю прохладу. Он играл с её волосами, разбрасывая их по своим волнам и растягивая их во всю длину.

От этого потока Адель слегка жмурилась, но всё же не отворачивалась от этого пейзажа. Только эта картина приносила её буйной душе какое-то умиротворение, словно успокоительное. И поэтому она так часто сюда приходила.

Её рука скользнула по длинным волос её дочери, которая положила голову на её колени. С другой стороны её ноги оккупировала другая дочь. Её Адель тоже нежно гладила по волосам пальцами, проводя по ним словно расчёской. Что касается третьего…

Тот всегда засыпал как придётся.

И сейчас, например, он спал у Намбиры, просто завалившись на её ноги животом, словно бравый солдат, перелезающий бруствер. Как шёл, так уснул. Каждый раз, когда Адель на него смотрела, ей вспоминался Рей. Пусть все говорили, что все дети — её копия, но именно мальчик был похож на отца больше всех. И смотря на него, она видела мужа. И чувствовала гордость так как знала — его будет ждать великое будущее.

— Намбира, положи его нормально, что он себе живот передавливает.

Та молча кивнула, отложила книгу и положила ребёнка себе на колени, после чего вернулась к чтению.

Те дни, когда всё случилось, уже были историей. Шесть лет. Шесть долгих лет, когда её жизнью стали дети и борьба со всеми подряд за свой маленький мир, который она заслужила. Адель знала, что дай она слабину, и её дети станут лишь пешками в политических играх и от того она боролась в три раза усерднее. За каждого.

Она не была одна в своей борьбе.

Адель искала Намбиру и нашла её, лишь возвращаясь после слушаний, когда до неё дошли слухи о призраке девушки в лесу. Не смотря на своё состояние, с Шанни под рукой она смогла найти её и вернуть домой в семью.

Именно в семью.

Потому, что как бы она не ругалась после этого и не дралась с Намбирой (всё всегда заканчивалось победой последней), та была частью её странной и разнообразной семьи, которую она по-своему (очень по-своему) любила и дорожила.

И сейчас она могла наслаждаться тишиной и спокойствием в окружении своих любимых.

— Намбира, как ты думаешь…

— Он обрёл покой, — спокойно перебила та, не отрываясь от книги.

— Не перебивай меня, — шикнула Адель на неё.

— Каждый раз, глядя на этот пейзаж, ты спрашиваешь одно и тоже.

— Потому, что меня это волнует.

— Меня тоже это волнует. И я думаю, да, он спокоен. Спокоен, что его дети рядом с тобой. Уж кто-кто, а ты действительно лбом стену проломишь ради них. Поэтому закрой страницу этой истории и живи дальше.

Она говорила это не со зла. Намбира и сама многое чувствовала. Ей тоже было больно вспоминать о нём. Ведь для той, кто прожила десять веков, эти шесть лет были лишь мгновением. И она хотела жить дальше.

Будь её воля, она бы воскресила его, но найти тело так и не смогла. А по прошествии месяца делать это не имело смысла, он бы превратился в обычного зомби, что было бы кощунством.

Адель скосилась на Намбиру, явно не понимая, хвалит та её или нет. Но решила промолчать. Среди них первенство всегда занимала Намбира, иногда физически давая понять Адель, что она не права. Потому, что ту иногда было не остановить. И Адель старалась лишний раз на свои несчастные волосы, за которые та нещадно таскала, беду не кликать.

Отложив книгу, Намбира, тоже посмотрела на горизонт, что сливался с лесом.

— Быть дождю, — заметила она.

— Я люблю дождь, — пожала она плечами. — Он у меня ассоциируется с детьми.

Она с мягкой и доброй улыбкой посмотрела на дочерей и потом на сына. С той улыбкой, которую ни её бизнес партнёры, ни её враги не могли себе представить. На мгновение она превратилась из холодной и жестокой стервы (шлюхи, в зависимости от мнения) в прекрасную девушку. И такой она была при детях всегда.

Может она надевала перед ними маску, чтоб не сложить о себе плохого впечатления, а может… Может она действительно была такой, но боялась внешнего мира так сильно, что предпочитала надевать маску стервы, каждый раз отходя от детей.

Намбира это знала, она пыталась влиять на Адель, но ничего не вышло. Эта сущность стала частью её души.

И дождь у неё ассоциировался с ними именно потому, что детей она рожала в страшную непогоду, когда дождь нещадно бил в окно. Адель вспоминала те моменты с содроганием сердца от ужаса и теплотой одновременно. Потому, что тогда для неё настал настоящий ад из боли и тогда она смогла увидеть своих детей, которых любила всем сердцем. А про саму беременность лучше вообще не вспоминать. Последние месяцы она даже ходить не могла, её мучила такая болезнь беременных, что её тело едва справлялось с нагрузками.