Юрий Мерлянов - Литрпг

Тягостная тишина длилась минут пять, не меньше, и ответ прозвучал совершенно не оттуда, откуда можно было ожидать:

"Ну, могу попробовать я, но у тебя, скорее всего, кости не выдержат, сломаются" - от прозвучавшего у меня мурашки по спине чуть не промаршировали и даже передернуло раз другой. Какого хрена?

"Могу слегка ускорить слияние, но тело вряд ли выдержит" - объяснение ни хрена не прояснило.

"Корчится будешь, - вновь прозвучало в голове, - дергаться да выгибаться, путы и не выдержат, лопнут, наверное" - последнее меня особо зацепило, так сгусток еще и не уверен даже, замечательно просто.

- Варианты? - задал я вслух вопрос, уже понимая, что гном тут не помошник, впрочем, как и сам ничего не смогу предпринять, а посему, вздохнув и мысленно перекрестившись, согласился:

- Перст, меня сейчас колбасить будет, сиди тихо, - и отдал команду начинать.

Ох, как же меня выгнуло, как пробило от кончиков пальцев ног до самой макушки, словно не двести двадцать, а все триста восемьдесят вошли в тушку и принялись обустраиваться, закатив настоящую дискотеку, прошибая то в пот, то в дрожь. И постаянно корежа и выкручивая конечности, заставляя выгибаться и проверяя на излом, да так, что первые секунд десять думал все, подохну, если и не от разрыва внутренних органов, то от множественных переломов точно. Кости почти что трещали, меня то мордой, то боками с такой силой вжимало в прутья, что синяки, если переживу все это, сходить будут еще очень и очень долго. В башке же стоял колокольный звон в самой высокой своей составляющей, гудело так, что мысли дохли словно крысы от потравы, не успевая даже зародиться в моей многострадальной головушке. А еще пена, наверняка белая и точно густая, не знаю, самому не видно, облепила губы и вовсю уже марала грудь, не прекращая переть черз губы и заполнив рот почти полностью.

"Сууука ты, тварь такая!" - было первое, о чем смог помыслить разум, на мгновение получив передышку от казавшейся бесконечной адовой муки, и вновь захлебнулся тут же продолжившейся агонией. В общем, пушной северный зверек во всей своей красе колбасил меня, казалось, несколько часов кряду, пока сознание не погасло, и что там еще происходило и происходило ли вообще не перестало меня волновать.

Пробуждение было из рук вон поганое. Во рту - кислятина. На губах - кислятина. В воздухе - и там запах кислятины, которой словно пропиталось все вокруг и сам мир в частности, вместе со всем в нем живущим, жрущим и срущим. Вот такое вот, ощущение от пробуждения, что б его.

- Аааа, - еле слышно застонал я, выдавливая из горла все, что только мог.

- Уууу, - повторил я вновь спустя пару мгновений. Тела не было - была лишь отбивная, которую по непонятной причине оприходовали не колотушкой, как положено, а машинным пресом со всеми отсюда нелицеприятными вытекающими. Тут же захотелось придать этому сгустку телесную форму, схватить за грудки и пинать, валять, раскатывая по земле в неправильной формы блин, попадая каждым ударом по самому болючему и уязвимому месту, что б корчило эту бестелесую тварь не меньше, а то и поболее моего.

Вскоре мое нытье дошло и до гнома, не знаю, сколько он терпел, но терпелка-таки треснула, не выдержала:

- Живой, человек? - ну, хоть неприязни уже в голосе не слышно, и то хорошо.

- Уууу, дааа, жииивооой, - разлепив глаза, нашарил коротышку все на том же месте и в той же позе.

- Ага, - непонятно буркнул тот, и хрен поймешь, наплевать ему или нет, че уж тут, фак он и есть фак, палец средний, так его.

Но была и хорошая новость, даже две, несмотря на то, что все тело ныло и обещало исдохнуть от любого мало-мальски резкого движения - руки оказались на свободе, а кости остались целы. И даже не знаю, чему я был больше рад, первому или второму. Только вот что делать со всем этим теперь, когда даже пошевелиться без стиснутых до зубовного скрежета зубов не получается, и какая это нафиг игра уже, если такие ощущения. Настоящая реальность, мать ее так...

- Слышь, Перст, - простонал-таки я, - я руки освободил.

- И?

Вот, сука, у меня хоть что-то делается:

- И все, теперь с клетками надо разбираться, - язык еле ворочается, выталкивая слова.

- Ни черта ж не видно, - просипел коротышка.

- Кому как, да и ощупать теперь все могу, вдруг и замка-то нет.

К слову, зрение постепенно возращалось в норму, контуры бородача приобрели четкость, размытость почти исчезла и моему взору постепенно представал фак как он есть, во всей своей широкоплечей красе. Блин, такой себе шкафчик на ножках, как его только запихнули в клетку, вширь вдвое больше меня, даром, что ростом не вышел. Хотя, у них же это норма, у гномов-то, так что...