Эмили Болд - Проклятый [litres]

– Pog mo thon! Я никуда не пойду. И что со мной что-то не так, ему незачем мне рассказывать. Это я и так знаю!

Когда Шон повернулся к брату и их взгляды встретились, он больше не мог молчать. Он глубоко вдохнул, прежде чем продолжить:

– Он дает тебе максимум месяц.

Пейтон зажмурился. Затем открыл водительскую дверь. Прежде чем Шон успел еще что-то сказать, Пейтон вышел из машины.

Шону было ясно, где его брат проведет следующие несколько недель. Ему не удалось бы удержать его от того, чтобы провести свои последние дни в обществе мертвых. Потому что ему было ясно, на что надеется Пейтон: еще раз увидеть Саманту.

Шон вздрогнул, когда телефон снова зажужжал. С облегчением он услышал голос Блэра.

– Хорошо, что ты позвонил. Боюсь, ты нужен нам здесь. С Пейтоном все очень плохо. Я только что разговаривал с врачом, и он подтвердил наши худшие опасения. Похоже, они не могут понять, почему Пейтону все хуже и хуже, а это значит, что они не знают, как ему помочь.

– A Dhia, thois cpbhair! Я просто не могу в это поверить! Я буду рад, что наконец смогу побыть с вами. Как Пейтон и как он воспринял новость? – озабоченно спросил старший брат.

– Кажется, он смирился со своей судьбой, но его убивает кое-что другое, – ответил Шон.

– Что может быть хуже, чем это?

Шон фыркнул. Он не мог объяснить Блэру по телефону, что произошло с Сэм. Время поджимало.

– Я объясню тебе, когда ты будешь здесь. Когда ты приедешь?

– Вчера вынесли приговор. Ни Каталь, ни Аласдер не сядут в тюрьму за похищение Эшли. Однако они должны немедленно покинуть страну. Поэтому я и звоню. Мы садимся в самолет через час. Я сопровожу Каталя до Гальтайра и затем приеду так быстро, как только смогу.

– Не понимаю, почему ты до сих пор держишься за него, – ошеломленно ответил Шон. – Он предал нас, а его сестра убила нашего брата!

– Каталь – мой друг детства. Он до сих пор не смирился с тем, что Натайра была хладнокровной убийцей. Так же, как и я вряд ли когда-нибудь смогу принять это. Как ты думаешь, каково мне? Я был с ней много лет. И все же не мог предвидеть, что она задумала. Проклятие, которое Пейтон теперь должен вынести… – его голос задрожал. – Я, видимо, так и не понял, что за женщина была рядом со мной. Я не хочу оправдывать ее и никогда не смогу ее простить. Но после всего, что она рассказала нам в мотеле, удивительно, что ей вообще удалось так долго скрывать от всех нас свое безумие. В детстве, страдая от ненависти мачехи, она узнает, что ее мать была ведьмой. И ее отец … жестокий насильник и тиран. – Блэр сделал короткую паузу. – Нам не всегда было легко, Шон, но с ней я все равно не хотел бы поменяться местами. Она тоже жертва.

Шон презрительно фыркнул:

– Тьфу, даже если в твоих словах есть хоть капля правды, я не советую тебе говорить такое Пейтону. Жертва или нет, ее ненависть убивает его – и мучительно.

На другом конце линии воцарилось молчание. Шон знал, что Блэр в эмоциональном тупике. Он преклонялся перед Натайрой. По крайней мере, в то время, когда проклятие еще не подавило их чувства. Затем они стали семьей, когда не осталось никого, кроме них.

– Она принесла нам только страдания. Вина, которую она взвалила на плечи Каталя, когда сказала, что сделала это все ради него, слишком тяжелая ноша. Конечно, он хотел управлять кланом, в конце концов, он родился его главой. Но он никогда бы не одобрил того, что один из нас должен умереть за это, – тихо сказал Блэр.

Шон покачал головой, думая о том, как наивен его старший брат, но у него не осталось сил начинать дискуссию. По его мнению, Натайра Стюарт никогда ничего не делала ни для кого, кроме себя. Она презирала Кайла. Его смерть не была просто жертвой ради клана, как Натайра хотела подать это своему брату. Но что бы это изменило, скажи он все это Блэру? Ничего. И потому он промолчал.

Блэр продолжил чуть более твердым голосом:

– Послушай, мне нужно идти на посадку. Я знаю, где вы. Как только смогу, я приеду к вам. А пока позаботься о младшем, хорошо?

– Конечно.

Шон положил трубку и долго смотрел на дисплей. Вскоре Блэр, Каталь и Аласдер будут снова в Шотландии. Но ни для кого это не станет возвращением домой. Все изменилось.

Туман серым и зловещим клубком свернулся над холмами. Он был таким плотным, что нельзя было увидеть руку перед собой. Мычание коров вместе с диким лаем собак звучало в этом помутневшем мире, как дьявольская какофония, доносящаяся из преисподней сквозь дым чистилища. Не хватало только серного запаха адского огня.