Сергей Алексеев - Сокровища Валькирии - Стоящий у Солнца

– А дядя Коля?

– У дяди Коли будет перерыв… Полежите так, я мазь принесу!

Ольга принесла какую-то мазь в широкогорлом флаконе, намазала ее на свои ладони и стала медленно и бережно втирать в кожу на позвоночнике. И настроение у нее стало мягче, и голос нежнее…

– Это вытяжка из грязей Мацесты, – пояснила она. – Теперь жуткий дефицит… Цените!

– Ценю, – пробормотал он, прикрывая глаза и слушая ее руки.

– Откуда же вы Авегу знаете, Александр Алексеевич? – неожиданно спросила Ольга.

– Мой пациент был, в клинике, – сдержанно объяснил он.

– В какой клинике?

– По моему профилю…

– Тогда ясно, – не сразу проронила она. – Теперь вставайте! Позавтракаем, и мне пора к пациенту.

– Да, пора! – Он сел, пошевелил шеей, руками – боль отступила, но ослабла подвижность позвонков. – Мне сегодня надо в Ныроб съездить…

– В Ныроб? – удивилась Ольга. – А как же «голгофа»?

– Я до обеда обернусь! – заверил он. – И делайте со мной что хотите.

– Нет уж, пока Петр Григорьевич не приедет – не уезжайте, – то ли попросила, то ли потребовала она. – Я боюсь остаться одна!

– А со мной – не боитесь? – засмеялся Русинов.

– Лучше уж с вами, чем одной…

– Но вчера вечером напугались!

– Я не напугалась! – с иронией заявила Ольга. – Показалось, что вы… какой-то странный человек. Вы себе на уме, вам трудно доверять. И не знаешь, что ожидать. Признайтесь, вы ведь скрытный человек?

– Вы правы, Ольга, – серьезно сказал Русинов. – Жизнь заставляет. Но и вы тоже… скажем, не очень открытая и простая.

– Я глупая как пробка! – возразила она. – А язык мой – враг…

– О чем это вы?

– Одевайтесь! – приказала Ольга и вышла из палатки. На столе он увидел заботливо приготовленный завтрак, причем не по-деревенски, как было у Петра Григорьевича, а все – сыр, масло и обжаренная колбаса с яйцами – в отдельных тарелках, с ножами и вилками.

– А дядя Коля? – спросил Русинов.

– Дядя Коля уже завтракает! – объяснила она. – Говорит, сегодня уснул часа на два.

– Поздравляю!.. У него отложение солей?

– Да, и сопутствующие…

– У Авеги тоже было отложение солей, – между прочим заметил он.

Ольга положила вилку и, глядя Русинову в глаза, неожиданно предложила:

– Давайте так, Александр Алексеевич: вы о нем не спрашивали, а я вам ничего не говорила.

– Почему? – изумился он.

– Долго объяснять… У отца были неприятности… И вообще, забудьте об этом человеке. – Она еще не умела хитрить и скрывать своих чувств, хотя очень старалась. – Есть такое поверье: кто думает об Авеге, тот обязательно пострадает… Ну, тоже будут неприятности… Договорились?

Она действительно вчера проговорилась и теперь хотела исправить свою оплошность. Он расценил это по-своему – скорее всего отцом ей было запрещено говорить об Авеге.

– По рукам! – Он подал ей ладонь. – Пусть это будет нашей тайной!

– Намек ясен! – улыбнулась она. – Только я вас совсем не знаю. Вы для меня – тьма…

– Ну уж – тьма! – нарочито возмутился он. – Можно сказать, пуд соли съели!

Ольга лукаво сощурилась – не зря ей такое имя дали!

– Вы что? Решили за мной поухаживать? Приехали весело провести отпуск, порыбачить, отдохнуть и покрутить роман с молодой докторшей? Как на курорте, правда? Полный комплект удовольствий!

– Вы меня насквозь видите, – признался Русинов. – И на три метра под землю… Хотел вас обмануть! Втереться в доверие, обольстить, пообещать золотые горы, а потом – исчезнуть.

– Папа вас из-под земли достанет!

– Только папа меня и удерживает, – вздохнул он и спохватился: – Оль, я вам не надоел еще со своими переводами?

– Вот это как раз мне интересно!

– Как «роман» переводится, знаете?

– С какого?

– Опять с русского!

– Конечно, не знаю!

Русинов тут же оседлал любимого конька:

– В древности это слово звучало «рамана». «Ра» – это солнце, «мана» – звать, манить, притягивать. Буквально получается «манящая, как солнце»! Красиво, правда? Или «солнцем манящая»!

Когда Ольга ушла, Русинов выключил в машине все приборы, включенные ночью, и достал с верхнего багажника лом: «удочка» была тяжеловатая, но серьезная.

Он готов был, как тот шофер лесовоза, кричать в этот день: «Горы сверну!»

А валуны на дне раскопа лежали мертво, и гравий, спрессованный и заизвесткованный тысячелетиями – по «подошве» морены стекали осадковые воды, – напоминал бетон. Лом звенел и дребезжал в руках, излечивая невралгию. Часа за три он с трудом расшевелил верхние камни и скатил их в реку. Под ними оказались валуны еще тяжелее, но ниже их лом уже не встречал преград и не скрежетал, тупо и беззвучно ударяясь о твердую землю. Щели между валунами медленно заполнялись мутной водой…