Ее слова били больнее, чем кулаки мастера Рамуса на тренировках по рукопашному бою. Но вместо отчаянья я чувствовал злость. На людей. Богов. Колдунов всех и Тиану в особенности.
— И что мне теперь делать, — чуть не прорычал я.
Она снова пожала плечами и оглянулась на все так же лежавшую без движения Ари.
— Выберешь свой путь сам. Но какой бы он ни был, Кель, я хочу знать, сможешь ли ты оставить Арвианну, если она не захочет пройти по этому пути с тобой?
Хотел бы ответить, что да. Но где-то внутри меня что-то взвыло. Заклекотало по-птичьи. Забилось, будто искало выхода и обожгло нестерпимой болью, разрывая изнутри.
— Сможешь ли ты жить, зная, что она выбрала другого? — продолжала она, впившись своим режущим, подобно стали взглядом и мои глаза. — Что он прикасается к ней? Разделяет с ней ложе? Что она носит под сердцем его детей?
Ее слова разрывали меня. Болезненными картинами мелькали перед глазами. Я видел силуэты и события, отлитые из серебра. И разум мой мутился.
— Нет, я не откажусь от нее, — выдохнул я, понимая, что не смогу солгать этой женщине.
И боль отступила. Медленно. Нехотя. Все еще недовольно ворочался внутри меня зверь, назвавший маленькую колдовочку, своей.
Кристиана отвернулась. Я видел, как нервно вздрагивают ее пальцы. Слышал ее рваное дыхание.
— Кель, ты полюбился мне. И мое сердце обливается кровью, от мысли, что придется оборвать твою жизнь. но выбирая между тобой и своей дочерью ни я, ни мой муж или сын не станут сомневаться. И я буду молить всех богов, чтобы Ари не отвергла тебя. Она не из пугливых, и вряд ли ее смутит то, кем ты есть. Но если ее сердце занято…
И снова эта злость, разрывающая на части. Одна мысль о том, что она может… нет. Не может.
— Будь здрав и полон сил, — сказала она на алларийском, прежде, чем исчезнуть. — И сделай все, чтобы я не оплакивала тебя раньше, чем закончится путь отмерянный богами для того, кем ты являешься.
Ари пришла в себя на рассвете третьего дня.
Все это время я чувствовал себя так, будто из меня вынули душу, а тело оставили блуждать по лесу. Оно охотилось. Готовило. Ело. Поило родниковой водой колдовочку, которая хоть и выглядела уже не такой умирающей, но и приходить в себя не собиралась. Оно ходило или просто сидело, уставившись на неспокойные воды Быстринки. Но жизни в нем было ровно на столько, чтобы не лечь и не умереть.
Я всегда злился на богов, что они сделали меня простым человеком. Не дали того, на что я имел право по крови и рождению. А оказалось…
Они дали мне гораздо больше. И в то же время словно прокляли.
И вот теперь я ждал. Ждал, когда очнется Ари и разрешит мою судьбу.
Для себя я решил, что ни за что в жизни не стану принуждать ее к чему бы то ни было. Отпущу ее. А сам уйду. Куда угодно, лишь бы… и пусть эта мысль была невыносима сама по себе. пусть от одного предположения хотелось спрыгнуть в холодные коварные воды Быстринки, я просто не имел права на нее. Не имел права обрекать ее на жизнь с подобным мне.
А еще… Еще меньше всего на свете хотелось сделать больно женщине, что однажды вдохнула в меня веру в себя. Ту, что звалась колдовкой Кристианой. Как бы ни были жестоки ее слова. Как бы не били, подобно просоленным кнутам. Я был рад, что она появилась в моей жизни.
Сейчас, сидя на берегу реки рядом с бессознательной колдовочкой, больше всего я жалел только о том, что не родился из чрева женщины с глазами цвета расплавленного серебра. И пусть это самые глупые мысли, что посещали когда-либо мою голову, но именно они не давали покоя и напоминали, что я еще жив.
— Пить. — прошептала очнувшаяся Ари.
И пусть голос ее был слаб, а глаза закрыты, радости моей не было предела.
Я напоил ее водой, которую брал из родника, выше по течению, что пах серебром. И… боги и дальше я просто не знал, что делать. Просто селя рядом и ждал, что скажет она. Спросит. Испугается ли меня? Вспомнит ли, что произошло в тот день? Видела ли, как я голыми руками убил вестианцев?
— Выглядишь, словно это тебя из-за грани вернули. — сказала она и улыбнулась.
Выглядело это не очень убедительно, но все же я улыбнулся в ответ.
— Ты… хочешь есть?
— Хочу. Хочу мясной пирог, что продается на Цветочной улице в лавке достопочтенного Нальвиха. — сказала она и, видят боги, сейчас я готов был сорваться с места и бежать до самой столицы, чтобы принести ей его.
— И тэрхи? — почему-то спросил я.
Она тут же помрачнела. Словно тень набежала.
Читать дальше