Ярослав Морозов - Ларин Петр и волшебное зеркало

Королева нажала на кнопку, и волшебное окно в золотом ящике погасло, снова сделавшись тёмно-серым, непрозрачным. Золотая плита стенной панели с негромким шорохом стала на место, скрыв потайную нишу. Кассиус Кранк украдкой перевёл дыхание: его магическому кристаллу было далеко до той штуки, что стояла в нише.

— Спит, — с какой-то странной интонацией промолвила Королева, играя золотым бруском пульта. — А знаешь, мой милый Кассиус, мне начинает казаться, что мы совершили ошибку, подарив ему жизнь.

— Такова была ваша воля, — ответил Кассиус. — Это вам хотелось всё время иметь его под рукой, чтобы иногда потешаться над ним.

— Хорошо! — сварливо выкрикнула Её Величество. — Это была моя ошибка! Моя, а не наша! Теперь ты доволен?

— Я слуга Вашего Величества, — смиренно ответил Кассиус Кранк и замолчал, хотя ему было что добавить.

— Вот что, — решительно сказала Королева и резко поднялась с кушетки, — я хочу, чтобы он умер. Немедленно!

— Как будет угодно Вашему Величеству, — поклонился чернокнижник. — В таком случае не будет ли Вашему Величеству угодно доставить сюда ключи от Входа и Выхода?

— Это ещё зачем? — Королева подозрительно уставилась на него, но тут же спохватилась. — Ах да! Я совсем забыла, что эта клетка открывается только с помощью зеркал… Это очень неудобно, Кассиус.

— Зато надёжно, — возразил чародей. — Замок, запертый зеркальными ключами, не сможет открыть никто, кроме вас. Если кто-то попытается взломать дверь, сила заклятья разрушит тюрьму, и наш пленник будет заброшен неведомо куда — быть может, в мир, из которого пришёл к нам, а может быть, в один из бесчисленного множества сопредельных миров.

— Знаю, знаю, — идя к дверям, проворчала Королева. — Тысячу раз слышала. Бред сивой кобылы… Надо же было такое придумать! Ничего здесь не трогай! — строго приказала она, остановившись на пороге.

— Слушаюсь, Ваше Величество.

Как только Королева вошла в свою отделанную перламутром и жемчугом спальню, она снова преобразилась. Её короткие пышные волосы сделались пепельными, платье приобрело нежный перламутровый оттенок и оторочилось белоснежным птичьим пухом, а тяжёлое золотое ожерелье опять превратилось в колье, на этот раз жемчужное.

Её Величество подошла к своему туалетному столику и принялась рыться в груде украшений и дорогих безделушек, разыскивая зеркала, которые в последний раз брала в руки лет пятьдесят, а то и все семьдесят назад. Одно зеркальце — ключ от Выхода — нашлось сразу, а вот второе куда-то запропастилось.

Королева копалась в своих сокровищах всё быстрее. Бусы, флаконы с духами, золотые гребешки и баночки с притирками и благовониями градом сыпались на перламутровый пол. Наконец, придя в ярость, Королева смахнула всё с туалетного столика и ещё раз оглядела беспорядочную россыпь изящных безделиц.

Зеркальца, отпиравшего Вход, нигде не было.

Оставшийся в Золотой гостиной Кассиус Кранк услышал полный бессильной ярости вопль Её Величества и понял, что дело плохо.

Сырой ночной ветер швырнул в окно горсть холодных капель. Капли дробно пробарабанили по стеклу, как чьи-то костлявые пальцы. Деревья старого графского парка недовольно шумели в темноте — скрипели ветвями, шелестели листьями, кряхтели и бормотали. В этом шуме чудилось неодобрение: деревья как будто знали о дневном происшествии и теперь обсуждали его между собой — дескать, как ни крути, а так всё-таки нельзя. Много, дескать, нынешней молодёжи дозволено, а надобно её, молодёжь, держать в ежовых рукавицах. То ли дело в наше время!..

Слушая этот сердитый шум, Пётр вертелся в постели, вздыхал и кусал губы. Ему хотелось открыть окно, высунуться наружу, в дождливую ночную мглу, и крикнуть деревьям, чтобы они замолчали, перестали ворчать. Много они понимают! В ту пору, когда самые старые из них были тоненькими саженцами, мальчишки тоже озорничали и строили весёлые каверзы. И множество проказников, так же, как Пётр этой ночью, вертелись в постелях, ожидая наказания. Им, как и Петру, наверное, казалось, что это самое ужасное происшествие в их жизни. А потом они выросли и стали великими людьми, чьи имена известны всем и каждому. Александр Сергеевич Пушкин, например, никогда не был паинькой, и ему, наверное, частенько попадало, и деревья в Царскосельском парке так же неодобрительно шумели, обсуждая с ночным ветром очередную проказу юного поэта. И что? И ничего! Пушкин стал великим человеком, а деревья, как стояли на месте, так и стоят. Ведь они только и умеют, что сплетничать…