В кавалера и в самого стала проникать эта теплота благодушия и мира, что исходила от всех этих людей. Особенно, когда он видел свою красавицу рядом с собой. Она стояла или сидела рядом, и обида за бросовый лен, что ему жаловал герцог, была уже не так остра. Она смеялась, прикрывая рот, чтобы не показывать отсутствие зуба, и желание пограбить, награбить денег утихало. И дорогущий замок, что прибавлял любому человеку небывало высокий статус, вроде как, не так уже и нужен, когда эта женщина невзначай касается его. Живут же другие без замков. Все его боевое настроение таяло. Он, конечно, еще спросил у Брюнхвальда:
— Карл, а как ваши люди, коли надобность будет, возьмутся за железо?
— За вас или для вас — непременно, — коротко ответил Брюнхвальд и снова продолжил свой глупый рассказ о том, как его жена прекрасно делает сыр.
— Рене, а как ваши люди? — спросил Волков.
— Очень плохо, — отвечал, чуть подумав, ротмистр, — рожь у них не взялась. Живут на молоке да кабанах, что бьет им Бертье. Вас благодарят за горох и просо, просят еще им купить. В общем, живут в безденежье.
— Обязательно куплю, — обещал Волков. — И проса, и бобов, и гороха, и муки. Так они готовы в случае надобности взяться за дело?
— Так, а что же им еще делать, не всем нравится глину копать да кирпичи с черепицей жечь.
— Не далее, как два дня тому назад, люди спрашивали меня, нет ли где поблизости какой войны, — вставил Бертье. — Думаю, что они бы не отказались от пары монет.
— Но разбегаться не думают, — добавил Рене.
— Нет, разбегаться не думают, — согласился его товарищ. — Просто деньги им нужны, а так им тут очень нравится.
Волков замолчал и больше не разговаривал за вечер, пил вино, но был трезв, слушал шутки и почти не смеялся. Он вдруг подумал, что просьба епископа не так уж и важна. Может быть, не так уж и важна! Может, ему лучше остаться тут, в этой убогой земле, в этом бедном доме, с этой красивой женщиной, которая когда-то была блудной девкой. Наплевать на архиепископа, на грабежи и деньги, на желание иметь замок. Авось, мужики и Еган его прокормят.
Он вдруг растерялся. Может, ему и вправду остаться тут жить, жить тихонько. Ведь, что не говори, жить тут можно, и люди все эти, что сидят за его столом, не так и плохи. Роха выглядел приличным человеком, говорил с женщинами вежливо и даже галантно, хотя пил за двоих.
Что ему было делать? Отправить Хилли и Вилли в Ланн вместе со всеми набранными людьми? На эти вопросы кавалер ответов не имел.
Он вышел всех проводить до ворот, все разошлись, в темноте с фонарем стоял только Сыч и Роха.
— Вижу, что ты им ничего еще не говорил, — произнес Игнасио.
— О чем? — спросил у него Волков.
— О деле, что ты задумал.
Роха, хоть и выпил много, а говорил как трезвый.
— О деле? О каком еще деле? — кавалер начинал немного раздражаться. Ему не нравилось, что Роха спрашивает о том, о чем он сам еще не принял решения.
— Для которого ты нас сюда привел, — говорил Скарафаджо, — я ж слышал, как ты спрашивал ротмистров о готовности их людей. Не просто так ты спрашивал.
— Я просто спросил, — сказал Волков.
— Ты никого и ничего не делал просто, — усмехнулся Роха. — Дури вон этих простаков ротмистров, а я-то тебя десять лет уже знаю. Еще с южных компаний.
Все это он говорил еще и при Сыче, который слышал весь их разговор.
— Прикусил бы ты язык, Скарафаджо, — зло сказал кавалер. — Болтаешь, как баба.
— Я нем, как могила. Только хотел бы знать, что мне делать?
— Я тебе все сказал, завтра займись постройкой бараков.
— Как прикажешь, Яро, как прикажешь.
— Господин мой, — в свете дверного проема стояла Брунхильда. — Господин мой, идите уже домой.
— Чего тебе неймется, Яро? Чего ты все ищешь, ведь у тебя все есть для счастья. И холопы, и баба, и деньги. А ты опять что-то затеваешь. Я бы на твоем месте…
— На моем месте?.. Займись бараками, дурак, — зло сказал Волков, повернулся и пошел на свет открытой двери.
Он поздно лег, да еще и долго любил Брунхильду, все никак не мог насладиться ею. А она сама еще вставала из кровати и голой ходила за водой, да все при свечах, как тут остановиться? В общем, встал он, когда пришел Еган, сел у очага и стал говорить с Брунхильдой, которая встала еще с петухами. Встал, когда услышал, как Еган жалуется:
— Корову задрали волки. За нее деньги плачены, мужик плачет, без молока детей волк оставил.
— Дай поспать господину, — шипит на него красавица. — Чего уж теперь плакать, чего господина будить, корову-то волк не вернет.
Читать дальше