София Серебрянская - Не бойся темноты [СИ]

— Молодой человек, вы собираетесь покупать билет?

Ричард подскочил: за невесёлыми раздумьями он не заметил, что уже пару минут топчется у кассы под хмурым взглядом билетёрши. Натянув очаровательную улыбку, он полез в карман. Как назло, вместо денег подворачивалась какая — то ерунда: обёртка от жвачки, пуговица, ключи… Продолжая улыбаться, он поднял голову — и едва не вскрикнул от неожиданности.

Билетёрши, особенно столь суровые, в большинстве своём одинаковы: дамы со строгой причёской и сжатыми в нитку губами. Эта же напоминала постаревшую куклу Барби: слишком яркий макияж, слегка растёкшийся по вспотевшему от жары лицу, слишком жёлтые волосы, слишком прямая спина. Лесли про таких говорила — «Косит под виноградинку, а на деле — изюм протухший». Но не дикий вид билетёрши поразил Ричарда.

Глаза. Один — серый, другой — голубой. Ричард сам не верил собственной удаче: какова вероятность, что в таком сравнительно небольшом городке, как Скарлетт — Бэй, будут проживать два человека с подобной аномалией, не являющиеся близкими родственниками? Желая проверить предположение, он спросил:

— Простите, вы… вы ведь раньше были актрисой, верно?

Билетёрша озадаченно моргнула. Ещё немного — и она широко улыбнулась, так широко, что Ричарду показалось: это у людей максимум тридцать два зуба, а у этой — все шестьдесят четыре. Кокетливо похлопав похожими на трижды выкрашенную масляной краской решётку ресницами, она захихикала — совсем по — девичьи:

— Вы меня удивляете, молодой человек! Видите ли, однажды я вынуждена была оставить сцену. Ах, какая трагедия, какая трагедия! После я многократно хотела вернуться, но увы, увы — рано или поздно приходит срок, когда возврата уже нет. Sic transit gloria mundi! Ах, что же я, вы, наверное, не знаете латынь…

Ричард привык к качке, и никогда ранее не испытывал приступов морской болезни. Но сейчас, под неумолчную болтовню билетёрши, его начало подташнивать.

— Так откуда вы обо мне знаете? Ведь вы так молоды и, верно, не застали времён расцвета моей карьеры! Ах, как печально… — пригорюнившись, дама извлекла откуда — то кружевной платочек и аккуратно промокнула им сухие глаза, стараясь не размазать устрашающую боевую раскраску. Ричард терпеливо ждал, когда ему позволят ввернуть хоть слово, и утешал себя мыслью: скоро хоть что — то станет понятно! Вот уж точно — изюм протухший, а всё туда же. Хорошо, что их разделяет стекло: иначе бы постаревшая Барби картинно рыдала бы на его плече.

— Ваш сын рассказал, — торопливо ввернул в очередную тираду Ричард. Произнести более длинную и связную фразу было бы очень проблематично: дамочка не затыкалась больше, чем на пару секунд. Тем большей неожиданностью оказалась повисшая тишина. Казалось, последние слова зависли в колышущемся жарком мареве. Постаревшая Барби больше не заламывала руки, не ломала комедию: она смотрела серьёзно и пытливо. Даже слишком серьёзно. Уж лучше бы она по — прежнему щебетала, строила из себя виноградинку и не давала сказать и слова, чем судорожно стискивала в отчего — то дрожащих пальцах платок.

— Я не помню вас среди его знакомых. Как ваше имя?

Ричард передёрнулся. Да эту дамочку, когда она серьёзна, можно отправлять бороться с глобальным потеплением. Одно её слово — и замёрзнет не только Арктика, но и все океаны мира.

— Вряд ли он успел обо мне рассказать. Мы… мы совсем недавно познакомились.

Платок выпал из нервно сжимающихся пальцев. До того красное лицо стремительно побелело, отчего косметика выступила на нём ещё ярче. Ричард напряжённо всматривался в лицо постаревшей Барби, ожидая ответа.

— Молодой человек, вы меня с кем — то спутали. Так будете брать билет?

Спутал?! Да быть того не может! Ричард упрямо сжал губы:

— У вас ведь есть сын. Седрик. Недавно мы встретились в Кровавом Гроте, и…

— Хватит! — взвизгнула — как пилой по ушам резануло, — Молодой человек, есть вещи, с которыми не шутят!

— Но я вправду знаком с вашим… — Ричарду вновь не дали закончить. Постаревшая Барби внимательно посмотрела на него — глаза в глаза. Как удав, гипнотизирующий кролика.

— Мой сын мёртв.

— Что?!

Ричарду показалось — ослышался. До сих пор всё шло настолько гладко, что казалось — только так и может быть. Ведь он нашёл её, мать Седрика, толком даже не ожидая встречи и не надеясь на неё. Лжёт? Нет. Нельзя лгать с таким взглядом — тяжёлым, ненавидящим, словно он случайно ткнул пальцем в давно зажившую, но всё ещё ноющую рану.