Владимир Стрельников - Водяной

Тут я с удовольствием поглядел на низкий добротный стол, который приволок сюда с месяц назад. На нем выложены мои любимейшие образцы здешней оружейной мысли, что я сумел зацапать. Два хаудаха, два пятиствольных револьвера, три одноствольных капсюльных пистолета, английский кремневый штуцер и французская капсюльная двустволка. Тоже нарезная, кстати. Постепенно собираю амуницию и одежду. Мое тело становится все совершеннее, точнее, оно уже весьма совершенно. Я умею принимать телесную форму, соответствующую мне сорокалетнему из прошлого мира по геометрическим параметрам. При этом я многократно сильнее любого человека, стремительнее, лучше слышу и вижу.

Другое дело, что при этом на человека я максимум только похож. Полупрозрачен, цветом на перламутр смахиваю, порой свечусь, как глубоководная медуза. Вообще-то красавец, но мой вид того же купчину-работорговца перепугал до обморочного состояния. Не испачкал он штаны только потому, что я не позволил, перехватив управление его телом и разумом. Ну да, энергии я с людоловов набрал много, а беречь работорговцев я особо не собираюсь, вот и тренируюсь на кошках. И потому я встал, с удовольствием потянулся и в следующий миг уже мчался по реке со скоростью полтысячи километров в час. Ну да, именно с такой скоростью я сейчас перемещаюсь. Прям как волна-цунами. Могу до максимальных скоростей волн-убийц разогнаться, примерно до тысячи километров в час. Но тут мешает фарватер; при испытаниях на скорость я вылетел из реки километра на полтора. Летел, кувыркался и радовался тому, что убить меня такими трюками невозможно.

Так что через час я изучал поместье купца Мусы, или Моисея. Или, как его соплеменники в Гурьеве прозвали — Мойши. Там он вполне себе благочестивым торговцем шелком и хлопком представлялся. Поместье было расположено километрах в сорока от Коканда, на берегу Сырдарьи. Насколько я понял из памяти купчины, это было сделано специально по многим причинам. Не надо кланяться всем встречным мусульманам, не надо унижаться, пред каждым слезая с осла. Про корабли и лодки в уложениях ничего не сказано. Ну а что нельзя подпоясываться поясным платком или поясом — веревка может быть из шелка или золотой нити.

Несколько добротных строений было выстроено единым комплексом, который включал в себя и небольшой заводик по выработке шелковой нити. Жило здесь сотни полторы человек, но именно в хозяйских хоромах не больше пятнадцати. Плюс там же располагались пленницы-рабыни, специально, чтобы воспрепятствовать сексуальным вожделениям купчины относительно молодых и красивых женщин. Да и девочек тоже. Муса умел пользовать их так, чтобы самого ценного не лишать. К его сожалению, ревнивая жена на корню рубила подобное. Потому-то сам Муса старался жить подальше, в городской еврейской махалле. Там и до веселых домов недалеко, есть где и с кем поразвлечься. Чего он не видел в усадьбе? Дочек и жены? А теперь ничего и не увидит, сволочь. Занимался бы бизнесом с шелком и хлопком, не тронул бы я его.

Поместье меня удивило. Жесткий порядок. Чистота, аккуратность. Причем нет свирепых надсмотрщиков с плетьми, пара пожилых евреев словами управляется. Создается такое впечатление, что эти два управленца успевают повсюду. Даже рабыни к делу приставлены, в темнице на цепях не сидят. Перебирают и сортируют шелковые коконы. Девушки пусть небогато, но добротно одеты, сыты, обихожены. И командует всем вдова Мусы, Рахиль.

Вот честно скажу, не ожидал я того, что увижу. Потрясающе красивая зрелая женщина. Гордая, сильная, с прекрасной зрелой фигурой, красивым, породистым таким лицом. Тяжелыми черными косами, заставляющими горделиво нести голову. Какого хрена этот купчишка от такой жены бегал по блядешкам? У меня лично от созерцания этой красавицы аж какое-то возбуждение сексуальное состоялось. Да рядом с ней еще одна подобная особь есть, только темно-рыжая, с волосами цвета потускневшей меди. Ее родственница, вдова погибшего брата. Насколько я понял, прячется от остальной родни мужа, которая хочет ее скорее замуж выдать, чтобы лапу на денежки наложить. Тоже не девочка, лет тридцати пяти, не меньше. По нынешним временам и мнению юного Пушкина, почти старухи обе. Но какие красавицы. Хм… водяной я или не водяной?

Оставшееся до темноты время я носился по реке, подготавливаясь к штурму очаровательнейшей крепости по имени Рахиль. И что, что я ее вдовой сделал? Я ж не виноват, что тот занялся таким делом? Нет, вроде как я понимаю, что по людским меркам я вроде как виновен, но опять же, по людским меркам, все имущество этого Мусы принадлежит мне, как трофей. И пусть кто-либо попробует это оспорить. Ну и женщины тоже. Дочки для меня неприкосновенны, я не трогаю и не обижаю маленьких, напротив, придется много чего для них делать. Но их маманя… не, меня реально завело.