Ребекка Роанхорс - След молнии [litres]

Даже не знаю, что на это ответить. Конечно же, он прав. Что бы ни было между мной и Нейзгани, но этого больше нет… если оно вообще когда-то было. Но чувства не умирают в одночасье. Я не могу просто так взять и обо всем забыть.

Но я могу отпустить часть того, что чувствую. Начать освобождать место для чего-то нового…

– В общем, мы квиты, – говорю я вымученно бодрым голосом, пытаясь вернуть то светлое настроение, которое царило между нами всего несколько минут назад.

Он хмурится, не понимая, к чему я клоню:

– Что ты имеешь в виду?

Я делаю шаг вперед, сокращая расстояние между нами.

– Я спасла твою жизнь, ты спас мою. Верно?

Теперь мы стоим лицом к лицу – так близко, что я чувствую его дыхание на своей коже и запах кедра от его растрепанных волос.

Он расплывается в дерзкой улыбке.

– Ну с формальной точки зрения я спас тебя дважды. Ты забыла про Рок-Спрингс?

– В Рок-Спрингс я бы справилась сама, – шепчу я, касаясь губами изгиба его уха. – Я просто оставила тебе возможность повыпендриваться.

Его руки обхватывают мою талию, и он шепчет в ответ:

– А вот мне запомнилось другое.

Он замирает над моими губами, не решаясь сделать это первым. Его лицо наполнено той же добротой, той же непонятной, но нежной силой, которая спасла мне жизнь, той же преданностью, с какой он вступился за меня перед Хастиином. И хотя инстинкты кричат, что я стою лицом к лицу с самым ужасным монстром, с каким мне доводилось иметь дело, я наклоняюсь вперед и прижимаюсь губами к его губам. Они удивительно мягкие. Его руки проскальзывают вверх по спине, пальцы запутываются в моих волосах, и он притягивает меня еще ближе.

Поцелуй максимально далек от садистского огня Нейзгани, но это все-таки поцелуй. Если Нейзгани – обжигающее пламя, то Кай – это мягкая прохлада чистейшего горного источника, струящаяся по моему телу, успокаивающая тревогу, избавляющая от чувства одиночества и горя одним простым прикосновением.

« Клан Великих Целителей », – мелькает в голове мысль. Кай способен лечить даже поцелуем.

А затем его бедро прижимается ко мне. Нога проскальзывает между моих колен. Я позволяю себе расслабиться.

Он набрасывается на меня со страстью и стонет низким голосом. Через все мое тело пробегает дрожь желания. Я крепче прижимаю его к себе, царапаю ногтями обнаженную кожу рук, целую сильнее. Его рука проскальзывает вниз вдоль спины и обхватывает выпуклость моих ягодиц.

А потом я вновь оказываюсь на холме в доме нали , где лежу в луже собственной блевотины… Возвращаюсь на Черное Плато и дрожу в тени угольной шахты, пока кровь мертвецов стынет под моими ногтями… Вижу себя на горе у Лукачикая, где отрезаю голову ребенку…

Когда все, что я хочу сейчас, – это быть в своем теле рядом с Каем.

Возбуждение резко исчезает, будто кто-то повернул чертов рубильник.

Кай это чувствует. Он отстраняется и смотрит на меня встревоженными глазами.

– С тобой все в порядке? – спрашивает он, прерывисто дыша, низким, хриплым от желания голосом.

Это настолько лестно для меня, что я не выдерживаю и смеюсь.

– Да, все в порядке, – лгу я, – просто… не так быстро.

Он облегченно улыбается, после чего наклоняется и прижимается своим лбом к моему.

– Мы можем и помедленнее, Мэгз. Как тебе больше нравится.

Он проводит руками по моим бокам и задевает рану под ребрами. Я невольно вздрагиваю и осторожно приподнимаю рубашку, чтобы взглянуть на то место, куда Нейзгани ударил меня ножом. Шрам около четырех дюймов длиной. Рана, должно быть, оказалась чистой и скорее глубокой, чем широкой. Выскользнув из моего бока, молниеносное лезвие прижгло плоть наподобие клейма. Остался шрам в форме молнии, который никогда теперь не исчезнет. Мягко прижимая, Кай проводит по нему пальцем. Что-то перекатывается под кожей. Рубцовая ткань? Это уже неважно. Внезапно я осознаю, что это значит: Нейзгани заклеймил меня как свою собственность.

Я вздрагиваю и начинаю вдруг задыхаться. Комната вокруг меня принимается вращаться, стены постепенно смыкаются. Но Кай обнимает меня и успокаивающе бормочет. Что-то ломается внутри. Я хочу быть сексуальной, хочу быть желанной для этого великолепного доброго мужчины. Но вместо этого чувствую себя гребаной психопаткой.

Я отстраняюсь от него, делая шаг назад. Выравниваю дыхание, положив руки на бедра. Все, теперь я могу говорить.

– Почему ты про меня соврал?

Мой голос звучит мягко, это вопрос, а не обвинение, но он все равно удивленно поднимает глаза: