Серг Усов - Имперский граф

— Ого, — присвистнул Олег, — твои оборотни в погонах? Неплохо так у нас стража живёт на страже закона. Вот этих разрешаю повесить. Как ты говоришь, для острастки.

Бор побагровел от злости на своих подчинённых и от стыда перед своим боссом.

— Кувер, скотина! — заорал он. — Это ты так патрулируешь?

Троица, растеряв свой довольный вид, увидев коменданта, попыталась изобразить служебное рвение, а узнав графа ри, Шотела, хозяина всего и вся тут, мигом сникла и побледнела.

Олег не хотел целенаправленно чьей-то крови, поэтому немного поправил себя:

— Бор, насчёт повесить я пошутил. Разберись сначала, может, они оперативную работу проводили. Ну, помнишь, о чём я тебе рассказывал?

— Господин граф! — к ним спешили главные мастера прядильных и ткацких мануфактур Рудаз и Корвал, видимо предупреждённые кем-то об очередном прибытии высокого начальства.

Усилившийся к вечеру запах тухлятины со стороны Вонючки, впадающей в Псту небольшой речушки, названной так из-за того, что она давно использовалась для стока нечистот, не сильно тревожил Кастета, он уже давно привык.

Да и не так уж сильно-то тут, в огромном поселении под Псковом, называемым странно, Промзоной, и воняло. Во всяком случае, по сравнению с теми городами и поселениями, где Кастету приходилось раньше бывать.

— Ростик требует своих денег, — Малыш Гнус шмыгнул носом и почесал на голове давно не мытые сальные космы, — говорит, что будет ждать до завтрашнего утра, а потом…

— Он решил мне угрожать? — прервал одного из своих шестёрок кабатчик. — Не много ли он о себе возомнил? Ладно, — увидев равнодушную реакцию Гнуса, которому действительно было пофигу, как его босс выйдет из ситуации, успокоился и сам. — Пойдём за мной. Ты тут пока один торгуй, — сказал он своему рабу, рыжему молодому мужчине с плутоватым лицом.

Кастет, пройдя пару шагов, повернулся к низкой двери, устроенной сбоку в коридорчике, ведущим от барной стойки в подсобные помещения. Согнувшись в три погибели, он еле прошёл в дверцу и, подождав Гнуса, тщательно закрыл её на все два засова и замок. Гнус с масляной лампой в руке спустился по лестнице вслед за Кастетом в длинный подвальный проход, освещаемый только светом из расположенных вверху круглых отверстий для воздуха, по обе стороны которого располагались по три зарешеченные камеры. В двух из них находились люди. В первой слева камере сидел давний знакомец Гнуса карманник Пушок, заподозренный Кастетом в утаивании украденного, и хотя он на все вопросы с побоями клялся Семерыми, что ничего не скрысятничал, кабатчик, главарь их небольшой, но уже уважаемой банды, ему не верил, и третий день держал за решёткой, время от времени устраивая очередной допрос с пристрастием.

— Кастет, — кинулся к решётке Пушок, — ну хватит меня тут держать. Выпусти. Я ведь правда…

— Заткнись, дерьмо. Вечером приедет большой босс, он и решит, что с тобой делать. Я тебе, сучий потрох, не верю.

У Кастета вообще-то были основания так говорить, он своими глазами видел количество денег в кошельке у расплачивавшегося с ним за стойкой клиента. А вор срезал этот кошелёк буквально в десятке шагов от его кабака. Ну и куда на этом коротком отрезке пути терпила мог деть деньги?

Кабатчик давно бы тихо удавил крысёныша, да его в своё время ему рекомендовали серьёзные люди, с которыми он вёл дело. Потому и держал Пушка пока в клетке, ожидая решения своих бугров.

В последней от начала прохода, находящейся также слева, камере, прикованное за ногу на цепь сидело нечто, напоминающее женщину, с кожанным ошейником.

— Подожди, — сказал Кастет Малышу Гнусу, — не могу пройти мимо этой падали.

— Мне тоже хочется пообщаться с этой свиньёй, — злорадно оскалился Гнус.

Так получилось, что в этот раз в подземелье Кастета оказались только знакомые Малыша. Но, если против Пушка Гнус ничего не имел личного, то вот к находящейся в последней камере Тупице у него как раз личные счёты были.

— После меня, — остановил порыв Гнуса кабатчик.

Кастет открыл решётку и вошёл в камеру. Сидевшая раздетой в камере грязная здоровая бабища с разбитым лицом и кровавыми синяками на теле тихонько утробно завыла и отползла в угол, где было отверстие для оправки нужды. Но отползание мало помогло этой грязной глыбе мускулов. Кастет снял с крюка на стене короткую, но толстую кожанную плеть и принялся со всей силы избивать бабищу. Та выла, опустив голову, стараясь спасти её от ударов тяжёлой плети, и закрыв рот руками, чтобы её крики не были слышны за пределами подвала. Тупица, так звали избиваемую рабыню, знала, что если она громко закричит, то хозяин вырвет ей язык, как он однажды сделал с её подругой, недавно погибшей в гладиаторской схватке. Сама Тупица тоже была гладиаторшей и знала, за что уже второй день подвергается жестоким побоям и издевательстам от своего хозяина. Кастет помимо четырёх кабаков был владельцем нескольких складских помещений, в одном из которых вместо хранения товаров была устроена площадка для боёв без правил. Ну, почти без правил. Единственное правило всё же было — запрет на использование какого-либо оружия, что не мешало тому, что иногда поединки заканчивались смертью проигравшего. В этих боях участвовали как рабы-гладиаторы или рабыни-гладиаторши, так и бойцы из свободных, зарабатывающие себе этими боями на жизнь. Кастет и сам, в прошлом, был одним из таких свободных бойцов, о чём до сих пор напоминал его сломанный, почти вдавленный нос. На эти бои приходило глазеть множество людей с деньгами и платили за такие развлечения достаточно щедро. Но главный денежный поток от боёв шёл через тотализатор.