Дем Михайлов: Низший 7

А дерьмо… знакомая потусторонняя сладость на языке не оставляет второго толкования – очередной флешбэк на подходе. Передышки не будет.

Какого черта сегодня со мной творится?

– Постойте! Умоляю! Возьмите и его! – в руках мокрой от тропического ядовитого ливня женщины вяло трепыхался сверток из черного мусорного пакета. В щели виднелось вялое и отекшее личико одно-двухлетнего малыша. Трудно узнать настоящий возраст – обитатели здешнего умирающего мирка вынуждены питаться всем, что выбросит на пропитанный мазутом берег отравленный океан.

Стальная дверь грузопассажирского бронированного флаера с незаконно смененными на вдвое мощные движками начала закрываться. Дверь с изображением кораллового атолла – первоисточника всей корпорации Атолл Жизни. Корпорации, на которую я внезапно начал работать, причем совершенно бесплатно и лишь по одной поразительной причине – я поверил их словам.

Ребенок глухо и хрипло пискнул, снизу потекло что-то, что судя по бурому, почти черному цвету, никак не могло быть мочой двухлетнего малыша. И что у него с глазами? Они будто побелевшие… Шуршащий сверток дернулся еще раз – и на этот раз куда сильнее, резче, с удивительной для крохотного существа силой.

Эпилепсия? Плюс обезвоживание – льющий с небес дождь не станет пить даже самоубийца. Как и стоять под ним без надежной защиты. Эта вода – яд.

Подавшись вперед, женщина схватилась за створку, сунула почти лысую голову в проем и засекшая посторонний объект автоматика остановила дверь.

– Отвали, абориген! – от удара ботинка Элвиса умирающую дуру отшвырнуло назад, она упала в пузырящуюся лужу и замерла с раскинутыми руками и ногами.

Я опустил взгляд ниже. У моего ботинка лежал пакетный сверток с хрипящим малышом.

– Сука! – рявкнул Элвис, белолицый прыщавый тридцатилетка выглядящий на пятнадцать, вчера убивший отплясывавшую на его члене шлюху, что поехала от передоза эксадрала и попыталась перегрызть ему глотку, а когда ее сшибли ниже, переключилась на член. Я видел это дерьмо – когда получил доступ к системам наблюдения в его любимом мобильном логове модели «Олдгрэйтарморедмобайлклассик» с всему миру известным девизом «Где угодно – от чего угодно!». Я видел, как подскочившая сука, пуская красную пену и страшно воя, рванулась к глотке партнера. Он среагировал молниеносно. А следом со столь же достойной уважения и понимания быстротой защитил и стоящий дыбом член от шипящей пасти.

И вот теперь он, поклявшийся мне и своему исповеднику, что следующие тридцать дней он будет только дрочить не чаще раза в день, но никакого настоящего секса, дабы выказать свою глубокую благодарность всему сущему, страдал, поняв, что возможно поторопился со столь громким обещанием. Он так нудно ныл всю дорогу, что я снял с него клятву, но предупредил, что, если он еще раз упомянет мне про свой член, я подарю ему возможность спрятать свое достояние в задний карман штанов. Элвис понял и проникся. И даже повеселел.

Но веселость пропала, когда он понял, что пусть его и провели, пусть сраная нищебродка, эта траханая всем племенем гребаная обреченная аборигенка намеренно разжала пальцы, бросая своего гаденыша на пол флаера, сути это изменит – ему как пнувшему придется сейчас нагнуться, поднять сверток с ребенком и вышвырнуть его на впалое пузо матери.

Давай, Элвис…

Дверь дернулась и снова замерла, наткнувшись на мой ботинок.

Давай, Элвис…

– Дерьмо! Он же там сдохнет! И я как истинно верующий… Эй! Кастар! Ты ведь атеист?

– Я христианин особого библейского толка, верящий в Паула Христеннса, пророка нашего, что живет ныне на зеленых высотах Гренландии и…

– Заткнись! Просто вышвырни его наружу и с меня бутылка выдержанного Джека – прорычал Мут.

– Нет.

– Кто-нибудь! Парни!

Ответа он получил. Только ухмылки – сожалеющие и насмешливые одновременно.

Бесполезно. Никто из десятка моего личного сквада – ну разве кроме меня – не рискнет вышвырнуть на смерть младенца. Потому что все как один верят в гребаные приметы, трахнутые амулеты, облизанные талисманы и силу пахучих локонов с лона любимой шлюхи. Ну и в Бога. Такие слабаки не вышвырнут младенца под ядовитый дождь. А меня Элвис о таком спросить не рискнет.

Давай, Элвис.

– Вот же дерьмо-дерьмище… – Элвис склонился над малышом и проникновенно попросил – Ползи к маме или сдохни. Прошу тебя.

Дернувшись, младенец пустил под себя еще вонючей жижи, странно дернул ртом, подернутые белой дымкой глаза пристально глянула на шею Элвиса. Я сморгнул… на стальном полу лежал обычный умирающий ребенок. А время тикало…