Старик раздвинул губы в усмешке:
— Не мое так не мое, я ж не спорю. Но сеть больше не ставьте здесь. В сотне километров, под Южным, богатая заводь есть, дальше озёра с карасями, на вашей тачке в полдня доберетесь. А тут ловить вам нечего.
— Ты, старик, не умничай, мы сами умные. Неси давай, что взял без спросу! А то…
Первый мужик явно нервничал, что-то чуял, оглядывался, дергал головой, словно за ворот ему муравейник высыпали. Как бы случайно расстегнул молнию на куртке. Неудивительно: в этом углу люди всегда чувствовали себя неуютно. Особенно такие, чужие люди.
— Я-то принесу. Но я предупредил… И еще — пацана не трогайте. Никогда больше. Очень прошу.
— Спрашивать еще тебя будем, ага! Пацана ему жалко, а людей обворовывать нормально! — понеслось ему в спину.
Старик пожал плечами: как скажете.
Заметить, как хлопнула калитка, он успел, но схватить шустрого мальчишку, угрем скользнувшего мимо дернувшейся к нему руки, не вышло. Всхлипывая и подвывая, ни за что обиженный дурачок бросился к чужакам, бессвязно мыча и замахиваясь чем-то, зажатым в кулаке. Чужак оказался быстрее, ему и надо-то было — чуть податься вперед и с размаху ударить мальчишку по голове. Тонкая фигурка споткнулась о воздух, с коротким криком упала в пушистые лапы сосенки и замерла там.
Стало тихо.
— Да вы что ж творите-то? — зарычал-зашипел старик. — Он же ребенок! Я же просил — никогда! Слабых, значит, любите?
Выпрямившись, старик будто стал вдвое шире в плечах и на голову выше. Глаза его потемнели, руки согнулись в локтях, ладони повернулись к утреннему небу.
Начальственного вида мужик не выдержал, дернулся, в руке его появился небольшой пистолет.
— Стой на месте, дед! — проверещал он по-заячьи. — Стой! У меня брат в Москве, мне ничего не будет, я выстрелю! Не подходи, дурак!
— Я тоже слабых люблю.
Старик сделал несколько шагов, в его руках родился ветер, выскользнул, вольной птицей рванулся вверх, прошел по лицам чужаков, обжигая холодом. Те попятились, закрываясь рукавами, но дорогой камуфляж не спасал от ледяных январских укусов. Ветки сосенки запутались в ногах, полезли в капюшоны, дотягивались — отчаянно хлестали по лицу и голым ладоням. Мужики взвыли, а с рук старика уже сходила вторая волна вьюги.
— А слабыми быть — любите?
Выстрел все-таки раздался, но чужакам это не помогло. Ледяные иглы легко прошли сквозь ткань, выстужая прогретые летом тела, осыпая людей и зеленые веточки инеем.
Старик покачнулся, хрипнул чем-то внутри, повернул ладони к чужакам и толкнул перед собой воздух:
— Вон!
Незваные гости не задержались: чуть только дал передышку ледяной ветер — и они ломанулись прямиком через жесткие ветки сосенки, уповая на машину как на единственную защиту.
Где-то дальше по тропинке взрычал еще один мотор.
— Мы полицию… Юрка едет, Степаныч!
Бригадир успел поймать клонящегося к земле старика, успел крикнуть что-то про скорую и про уродов, а не людей, и только потом старик потерял сознание.
— Дядь Леш, а что тут раньше было?
— Село было, Сань. Верховеденское — как тебе название, не слышал, поди? Давно было, потом люди ушли отсюда. Потом вот вернулись. Ты вот приехал. Нравится тут?
— Ну да, лучше, чем в городе. Погулять есть где. На Иванова будут киношку строить, а рядом — торговый центр, мне пацаны говорили. У Кольки отец взял этот… подряд на отделку… чего-то там. Думаю тоже к нему податься, руками-то работать хорошо!
— Хорошо! А давай я тебя электрике научу, а? Сейчас самое то! Потом на разряд сдашь, на себя работать будешь. А чего ты ржешь, я серьезно! Думаешь, я эти современные штуки не знаю? Я тебя такому научу — никто не научит! Такие вещи в этой голове, у-у-у!
Худощавый мужичок постучал по шишковатой голове кривым пальцем, больше похожим на тонкую веточку. Парень хохотнул:
— А чо, давайте! Я люблю такое.
Они помолчали, будто подписывая договор. Тихо текла перед ними речка, мягко плескалась, выбираясь на каменистый берег, бережно собирая мелкие камушки и утаскивая с собой на глубину.
— А это… Все спросить хочу. Федор Степаныч-то… У мужиков травмат же был, не боевое. Сильно ударило его?
— Степаныч… — вздохнул мужичок. — Сердце не выдержало. Ему ж прямо в грудь прилетело. Где-то что-то замкнуло, или этот… тромб оторвался. Да и возраст все-таки… Жалко Степаныча. Ох и дед был! Перед смертью все о той сосенке вспоминал.
Вспоминал, как цепляла она из последних сил чужаков, не давая им шагу ступить. Как приняла в мягкие лапы мальчишку. Как не пустила машину в поле, сплетая умирающие ветки под колесами, пока полиция не подоспела…
Читать дальше