Майкл Салливан - Смерть леди Далгат. Исчезновение дочери Уинтера

– Надо же!

Скарлетт остановилась и с улыбкой наблюдала за ним.

– Потрясающе, правда? – сказала она. – Словно оказался на краю мира и прозрел.

На склоне, что образовывал голую макушку небольшой горы, располагалось древнее каменное строение. Массивные, грубо отесанные плиты не были скреплены раствором. Их углы были стертыми и скругленными, и хотя плющ здесь не рос, каждую плиту украшал изумрудный мох и золотистый лишайник.

– Добро пожаловать в Пустошь Брекен! – воскликнула Скарлетт.

Августин Джилкрест выглядел как монах, старый и сморщенный, с лицом, носившим следы беспощадного солнца, ветра и жестоких прихотей богов. Но в его глазах была голубизна бесконечного неба. Судя по длинной белой бороде, он не брился десятилетиями, а судя по гнезду взъерошенных волос, торчавших во все стороны из-под кошмарной обвисшей шляпы, зеркала священнослужитель тоже давно не встречал.

При виде Скарлетт настоятель Пустоши Брекен вскрикнул от радости, крепко обнял гостью и трижды поцеловал в щеку. Она с легкостью ответила на объятие, словно они являлись членами семьи.

– Хорошо, что ты заглянула. Давайте присядем в тени. Уж я-то знаю, как долго сюда добираться.

Они зашли в монастырь, в садик, окруженный колоннадой. В середине бил источник, вода стекала в естественный пруд. Вокруг располагались аккуратные грядки с овощами и травами и цветочные клумбы. По краю тянулись дорожки и стояли каменные скамьи.

Монах подвел их к одной из скамей, стоявшей в тени старой, искривленной остистой сосны, и жестом пригласил сесть.

– Как чудесно снова тебя видеть. – Он ослепительно улыбнулся Скарлетт. – Тебе нужно почаще нас навещать. – Его взгляд переместился к Адриану. – А кто этот молодой человек? – спросил монах, вскинув брови.

– Это Адриан Блэкуотер, любопытный странник с севера, – объяснила Скарлетт. Ее лицо раскраснелось, но причиной тому могла быть долгая дорога.

– Вопрос в том, что именно разбудило в нем любопытство?

– Вообще-то, – ответил липкий от пота Адриан, не в силах отвести глаза от журчащей воды, – я хотел бы знать, найдется ли у вас что-нибудь попить.

Настоятель протянул руку к булькающему источнику:

– Для этого он здесь и есть, так же как воздух, которым ты дышишь. Хвала Марибору.

Скарлетт приблизилась к пруду, наклонилась и принялась пить, словно олень на прогалине. Затем выпрямилась, утирая рот:

– Лучше не найдешь.

Адриан последовал ее примеру. Вода была холодная, чистая, совершенная. Когда он отошел от пруда, уровень в нем понизился почти на полдюйма. Освежившись и восстановив силы, Адриан набрал полную грудь свежего воздуха и вздохнул.

– Хорошо, правда? – улыбнулась Скарлетт.

– Я мог бы здесь поселиться, – ответил Адриан.

– Если хочешь – селись, – сказал ему Августин. – Мы принимаем любого, кто желает жить в святости.

– Неужели? – Помимо настоятеля, Адриан встретил всего двух монахов – точнее, людей такой же неопрятной наружности. – Надо полагать, в последнее время желающих было немного?

– Мы далековато забрались, – произнес Августин.

– Здесь очень красиво, – заметил Адриан. – Везде. Даже внизу в деревне. Вся долина прекрасна.

– Верно, Далгат – райский уголок на краю земли. – Настоятель подмигнул Скарлетт.

– Столько природной красоты в одном месте, и все же…

– Что? – спросил настоятель.

– Просто это кажется неестественным. Есть здесь нечто странное.

Настоятель и Скарлетт переглянулись.

– Ты хочешь знать причину?

Адриан не любил проповедей. В его родной поместной деревушке не было церкви. Священник Нифрона приезжал несколько раз в год. Справлял свадьбы, благословлял умерших и жатву, но преимущественно ел и пил с лордом Болдуином. Никого из Хинтиндара нельзя было назвать набожным, а отец Адриана открыто презирал церковь.

Годы, проведенные в армии, не говоря уже о Калисе, не изменили равнодушия Адриана к религии. Он полагал, что в ней есть своя польза: она облегчала страдания, дарила надежду и время от времени помогала тем, от кого все отвернулись. Но Адриан никогда не понимал слепого поклонения верующих.

Дьяконы, священники и епископы были обычными людьми, склонными к добрым и дурным поступкам, как и все прочие. С точки зрения Адриана, разница была лишь в одном: святоши любили говорить. Солдаты, купцы, даже аристократы предпочитали действовать. Набожные люди предпочитали разглагольствовать, и чем дольше, тем лучше.