Евгений Шифровик - Магия [СИ]

– Ладно. Я пока посижу тута, – ответил он.

Вскоре Олдор заснул на ветках, он так и не дождался, когда Икатоб поднимется на дерево. Сам же мальчишка какое-то время держался, и не спал. Когда его начало клонить в сон, он попытался оторваться от бревна, хотел забраться на дерево. Но желание спать и лень давали на него с такой силой, что он так и остался на бревне. Лёг набок, его зелёные огоньки потухли. Оба опустошённых спали, причём далеко не в самом безопасном и подходящем для этого месте.

Где-то вдалеке, через кусты кто-то пробирался, не особо стараясь соблюдать тишину…

Глава VI. Перемены

Восточная часть Цыплятника. Скалы.

Оба приспешника самого могущественного гнильщика вернулись к узкой извилистой тропе лишь к вечеру. Пришли они практически одновременно, но первый с южной стороны, а второй с северной. Оба знали о своём провале, как и о том, что Жусар наверняка уже придумал для них суровое наказание. Каждый из них не только понимал, какую глупость совершил и как бесполезно погиб, но и чувствовал свою вину перед мастером, так между собой Угит и Ценг называли Жусара.

В темноте они увидели друг друга и схватились за оружие. Седовласый Ценг, в лёгкой, но плотной одежде, резко выхватил свою катану с тонким изогнутым лезвием, а бородач Угит выставил тяжёлый щит и начал размахивать массивным мечом.

— Кто?! — крикнул Угит, обращаясь к опустошённому, лишь его силуэт было возможно разглядеть в темноте.

— Свои, Угит, свои, — ответил Ценг.

Он также быстро спрятал катану в ножны, поправил длинные волосы, чтобы те не закрывали глаза. Два опустошённых пошли навстречу друг другу и через пару секунд крепко обнялись. Конечно, с их последней встрече не прошло и суток, но ценность времени на землях нежити несколько отличается от той, к которой привыкли все живые люди. Для друзей будто прошла целая вечность… Удивительно, но двое взрослых суровых, пусть и разных по характеру, опустошённых соскучились друг по другу.

— Вот, думаю Жусар-то шибко не обрадуется. Накажет нас, как непутёвых ишаков, — предположил седовласый и выпустил бородача из самых крепкий дружеский объятий.

— Да уж, по голове нас не погладит, если только, как молотом по наковальне, — ответил Угит.

Он сделал шаг назад, и провёл рукой по густой бороде сверху вниз, словно мудрый-мыслитель.

— Ага… Ну, а как будем ворвань* с камня счищать? — пытаясь разглядеть слегка подгнившее лицо друга в полной темноте, спросил Ценг.

[Ворвань — вытопленный жир морских животных.]

— Я кирасу сниму, земли туды нахапаем и упрём её к камню, – ответил бородач и хлопнул себя по груди.

– Тогда делаем, – согласился седовласый, снова выхватил длинную тонкую катану и воткнул её в землю.

– Чё чудишь?! Затупишь же, малышку! — Воскликнул Угит, почти скинув тяжёлую кирасу.

Бородач бывший кузнец, он видел в каждом оружие чуть-ли не живое создание. Его вряд ли вообще что-то интересовало больше, чем броня, оружие, сплавы, заточка и подобные темы. При жизни кузнечное ремесло было его главным и единственным талантом. Работа-удовольствие, которая ещё и приносила много денег. Но после смерти всё изменилось. Сейчас он разве что может затачивать и гнуть лезвие, не больше. Ведь на Древнем Кладбище не нужны кузнецы, а уж тем более здесь не сыскать кузницу или хотя бы печь с мехами. Угиту пришлось обшарить весь Цыплятник, чтобы прийти к такому выводу. Впрочем, он не знал, что происходит вне загона…

– Да плевать! Ты вон вообще собрался грязь в броне носить, – Угит продолжал рыхлить землю катаной.

Седовласый при жизни разводил скот и выращивал различные сорта пшеницы. В общем вёл собственную ферму, и делал это в радость. Каждое утро вставал вместе с солнцем и шёл кормить животных. А сейчас он, как и его друг, не мог заниматься любимым делом. Что и не удивительно, вряд ли в Цыплятнике есть смысл разводить животных или выращивать культуры.

-- И не поспоришь же, – Ценг развёл руками в стороны.

После того, как Угит расстегнул ещё пару креплений и несколько ремешком с бляшками, его кираса бухнулась на землю. Он сел рядом и стал ждать. Когда меч Ценга рыхлил землю, не так эффективно, конечно, как плуг с запряжёнными в него быками, он испытывал некоторое удовольствие. В какой-то мере, даже ностальгию по своей прошлой жизни.

– Чё застыл-то, а? Давай-давай, ковыряй, – бородач слегка толкнул друга, чтобы тот обратил на него внимание.

– А… э, да, – прекрасное здание фермы, животные и поля улетучились из фантазии седовласого.