Мы с Руизом вышли из такси, чтобы размять ноги, и увидели неподалеку передвижное заведение, состоявшее из грузовика с двумя прицепами. Владельцы заведения сумели подогнать его к месту происшествия, открыли борта прицепов и начали торговлю. Мы с Руизом сразу подошли туда и взяли себе два зелюма щелака.
Потом мы стали бродить среди толпы, осматривая трупы и останавливаясь возле тех разбитых машин, которые собирались фотографировать репортеры. Руиз дал показания полиции о том, как все произошло, оказал услуги в качестве свидетеля нескольким представителям страховых компаний, а также нескольким адвокатам, которые проворно выискивали себе клиентов среди тех, кто попал в катастрофу, но остался в живых и теперь надеялся добиться возмещения убытков. В конце концов Руиз ввязался в ожесточенный спор с кинохроникером. Кинохроникер был очень рассержен; едва он развернул свою аппаратуру, как подошел Руиз, схватил микрофон и принялся излагать свою собственную версию происшествия. Тогда я оставил Руиза выяснять отношения с кинохроникером и стал гулять один.
Она стояла в центре небольшого завихрения людского потока, и, едва взглянув туда, я не мог больше видеть ничего, кроме нее, в этом безумном хаосе.
На ней были полуботинки, слегка спущенные гольфы, шорты, словно для игры в теннис. И еще рубашка с высоко закатанными рукавами и открытым воротом. Длинные волосы рассыпались по плечам и… О! Как она была хороша! Она казалась немного испуганной, немного утомленной и немного удивленной. Но ее замешательство возникло, судя по всему, отнюдь не из-за инцидента на Калле Гранде: оно словно исходило откуда-то изнутри, из той загадочной области души, где часто зарождалось и мое замешательство.
Я устремился к ней, чтобы увидеть ее вблизи, полюбоваться ее красотой, вдохнуть ее очарования, чтобы восхититься и мысленно преклониться перед ней, сказать ей смелые слова, завоевать ее симпатию, прикоснуться к ней, обнять и поцеловать. Я устремился к ней, потому что хотел рассмотреть ее руки, ее чудесные стройные ноги и зачесанные назад волосы, мне хотелось взглянуть на ее шею, губы, глаза. Я устремился к ней, надеясь, что в общей суматохе смогу незаметно коснуться ее, хотя бы провести пальцами по ее руке. Я устремился к ней, потому что котел быть рядом, погрузиться в ее ауру, погрузиться так глубоко, чтобы унести с собой ее частицу и потом иногда видеть во сне эту дивную красоту. Я устремился к ней…
Но подошел Вик Руиз и сказал:
– Пойдемте, пойдемте, сударь! Полиция уже расчистила дорогу. Водитель включил счетчик и заводит мотор. Мы можем екать дальше. Пойдемте же. Допивайте ваш щелак. Нам нужно вернуть стаканы.
И я увидел в своей руке стакан с остатками щелака, и этот стакан я держал, направляясь к прекрасной незнакомке.
Когда мы снова сели в такси, я спросил Руиза, заметил ли он девушку, стоявшую в центре небольшого завихрения людского потока.
– Эту тощую, как скелет? – переспросил Руиз.
– Кажется, да, – подтвердил я.
– Да, сударь, я ее заметил. Нескладный, еще неоперившийся птенец. Самый глупый возраст – ей едва ли больше двадцати девяти. Никакой плоти. И, очевидно, также никакого опыта. Подобные особы не должны вас интересовать, сударь. Ей-богу, еще немного терпения, и вы увидите госпожу Шмаль. Вот где настоящая женщина, сударь! Не какой-нибудь мешок с костями. И без всяких визгов: «Не трогайте меня, не распускайте руки!»
– Вы знаток женщин? – спросил я.
– Да, сударь, думаю это так, – ответил Руиз. – Но я приобрел свои знания лишь после многочисленных экспериментов. Поспешные опрометчивые решения не для Вика Руиза. Во всяком случае, когда дело касается женщин. Поймите меня правильно, сударь: я не утверждаю, будто понимаю их. Но я ясно понимаю, что мне в них нравится, а что нет, и стараюсь получить первое и избежать последнего. Иногда мне это удается, но не всегда.
– А где живут женщины, к которым мы едем? – спросил я.
– Они живут в одном из домов на Калле Гранде в Одиннадцатом Жилом Районе – это примерно в сорока двух милях отсюда. Мы доедем туда минут за десять-пятнадцать, если больше не будет дорожных пробок.
Действительно, ехать оказалось совсем не долго. Мы миновали район за районом, дома становились все беднее, грязнее и безобразнее по мере удаления от главных деловых кварталов. Руиз велел водителю двигаться медленнее, поскольку мы уже подъезжали. Водитель снизил скорость до семидесяти миль в час, и Руиз высунул голову из окна, высматривая нужный дом. Наконец он его увидел и закричал:
Читать дальше