Антон Орлов - Золото Ларвезы

– Посылку с севера привезли, – маг поставил на стол деревянный ящичек. – Здесь и для тебя кое-что есть.

Внутри два отделения. В том, что побольше, лежал листок дорогой желтоватой бумаги: «Возвращаю Вам долг» , а мешочек с монетами уже перекочевал в другое место. В меньшем отделении бархатная коробочка и еще одна записка: «Прошу передать Хеледике» .

– Я проверил, все чисто.

– Я и не сомневалась.

– А вот это напрасно, – хмыкнул Орвехт. – Сомневаться и проверять – не лишнее, в особенности если речь идет о наших овдейских друзьях. Я правильно понимаю, что ты узнаешь ее под любой личиной и всегда сможешь определить ее местонахождение?

Хеледика кивнула, скромно опустив ресницы.

– Значит, этой барышне есть резон от тебя избавиться. Уж такая наша работа, ничего не попишешь.

В коробочке была брошь из северного янтаря: словно капля загустевшего солнечного света, и внутри что-то темнеет… Миниатюрная веточка с обломанными хвоинками.

Хеледика взяла ее на ладонь и как наяву услышала шум ветра в овдейских соснах.

В полутемной комнате царил кавардак, словно в гримерке примадонны накануне премьеры. Пахло лекарствами, пудрой, ликером, нездоровым потом, духами, конфетами и перегаром. В кресле развалилась Нинодия Булонг в заношенном кружевном капоте: огромный живот вздымается холмом, кокетливая россыпь завитых локонов, набеленное лицо как размякшая восковая маска.

– Опять пила?! – спросила Зинта с порога.

Да простит ее Милосердная за то, что поддалась гневу, лекаря под дланью Тавше это не красит и в работе не помогает, но терпение у нее иссякло еще на прошлой восьмице.

shy;- Да я вот столечко, с полстакашечки! – пациентка ухмыльнулась с пьяной хитрецой. – За здоровьишко дочурки моей ненаглядной, мы с ней напополам – капелька мне, капелька ей, моей кровиночке… Ха-ха, шучу! Ты же сделаешь так, чтоб ей не навредило? Не удержалась, с кем не бывает? – она сменила развязный тон на заискивающий. – Разве что со святыми не бывает, но я-то не святая вроде тебя, и на такое во время смуты насмотрелась, чего никак забыть не могу, только винишком и спасаюсь, ты пойми…

Зинте хотелось ее стукнуть. Может, и впала бы в грех – порой она делала то, чего сама от себя не ожидала. Но это чревато осложнениями и для Нинодии, и для ее еще не рожденного ребенка.

– Я тоже на многое насмотрелась. Вспомни о том, что ты уже должна была родить, но если будешь в таком состоянии, как сейчас, это почти наверняка закончится плохо. Я замедлила процессы у тебя в утробе, но это не может тянуться до бесконечности, крайний срок – еще полтора месяца. За это время тебе надо подлечиться, поэтому хватит пить и выполняй мои рекомендации. Если хочешь жить.

– Да я уж и сама не знаю, хочу ли я жить…

– Вызвать роды сейчас? Тогда вели прислуге кипятить воду.

– Нет-нет! – сразу пошла на попятную Нинодия. – Я бы еще пожила, дочурку свою Талинсу понянчила…. Не буду больше пить, ни капелюшечки, вот честное слово тебе в том даю!

– У меня твоих честных слов уже столько накопилось, что если продавать их за грош по штуке, на новые туфли хватит.

– Право же, в этот раз удержусь! Давай, лечи меня, буду выздоравливать, чтобы родить да в ясные глазки моей Талинсы посмотреть! Непутевая мамашка у моей кровиночки, куда денешься…

Хуже всего то, что Зинта сама не знала, есть в этом смысл или нет. Хантре привиделось, что Нинодия вместо ребенка будет нянчить остромордого серого щенка. Видящие восемь из десяти ошибаются редко – и все-таки есть шанс, что ребенок выживет, поэтому нельзя опускать руки, но если б еще Нинодия бросила пить и была заодно с лекаркой…

После того как она, призвав силу Тавше, вновь залатала то, что латала уже не раз, пациентка тяжко вздохнула и промолвила:

– Ты, Зинта, сама рассуди, что мне делать? Ноги покалечены, красоты былой не осталось, прежние кавалеры в мою сторону даже не глянут, разве что деньжат выпросить… Какая у меня теперь житуха? Вот и тянется рука за рюмашечкой-подруженькой…

– Ты могла бы открыть школу танцев. Или писать мемуары – у тебя было столько разных приключений, интересно бы получилось. Или можешь научиться какому-нибудь новому делу, которым когда-то раньше хотела заняться, но так и не попробовала.

– Легко тебе говорить, не поймешь ты меня, ох, не поймешь…

– Ладно, дай чего-нибудь из еды, да я пойду, – сердито буркнула Зинта.

Вышла на улицу с куском яблочного пирога – лекарю, призывавшему силу Тавше, после этого надо поесть, чтобы не довести себя до истощения. Не хотелось ей задерживаться в этом доме, похожем на старую шкатулку, набитую сломанными украшениями, ветхими любовными записками да заботливо сохраненными ярлыками с винных бутылок.