Lutea - Орёл, несущий копьё [СИ]

Тюрьма располагалась в горах. Не замок даже — большая башня наподобие сторожевой, какие использовали маглы в средневековье, но только эта, хоть и ветхая на вид, была укреплена такими чарами, что охрана Министерства магии по сравнению с ними покажется потугами первоклашки. Когда-то в прошлом служившая пристанищем более чем для сотни заключённых, теперь тюрьма Нурменгард имела лишь одного узника — своего создателя.

Вначале его содержали в подвалах, в карцере, когда мир ещё гневался на него за магическую войну и её последствия; служащие тюрьмы ненавидели Геллерта Гриндевальда за его характер упёртого, дерзкого, убеждённого борца. Но время шло, руководство тюрьмы менялось, а пленник старел, смирялся, утрачивал идейность, даже начал выказывать раскаяние в своих действиях.

«Кончился у дедули порох в пороховницах», — шутили надсмотрщики. Ну и пускай. Сейчас он уже не тот мальчишка, который обижался на слова идиотов и стремился за них отомстить.

Теперь у Геллерта была камера на самом верху башни — просторная, меблированная, тёплая, данная в «награду» за примерное поведение. А ещё из окон её можно было видеть небо — то хмурое серое, то безоблачно-голубое, то синее до черноты с яркими осколками звёзд на нём. Геллерт любил небо; как ни банально, оно всегда было для него символом свободы, полёта — вещей, которых он был вот уже много лет лишён.

Да, лишён… В этом году ведь исполнилось ровно полвека со дня его заточения в Нурменгард. Тогда, в далёком теперь тысяча девятьсот сорок пятом Альбус Дамблдор, великий Светлый маг в одиночку одолел человека, наводившего ужас на Европу, свершил настоящий подвиг. Но не убил страшного монстра — он же милосердный и добрый герой! — а бросил гнить в тюрьму.

Дверь камеры скрипнула — восемь часов, явился тюремщик с ужином. Опустив на стол поднос с едой, мужчина поставил рядом небольшую коробку из картона, на которой стояли многие штампы, означавшие, что проверку посылка прошла по всем инстанциям.

— Танцуй, дедуль, тебе письмо, — ухмыльнулся тюремщик, позвякивая ключами, висевшими у него на поясе; так и не дождавшись реакции от пленника, лежавшего на кровати и индифферентно глядевшего в потолок, мужчина скис и, прежде чем уйти, бросил: — И да, с Рождеством.

И на это Геллерт никак не отреагировал. Но стоило стражу скрыться за дверью, он поднялся с кровати и подошёл к столу, опустился на массивный деревянный стул, отодвинул поднос в сторону и снял крышку с коробки. Внутри оказалось несколько писем — ещё одна привилегия, которую позволила узнику победившая сторона: теперь он мог дважды в год получать почту.

Верхнее письмо, скреплённое печатью с гербом Хогвартса, надписанное аккуратным косым почерком, до жути знакомым, оказалось от того самого Альбуса, которого Геллерт когда-то давно считал своим единомышленником и преданным другом.

Дорогой Геллерт,

Не представляю, как обратиться к тебе иначе, поэтому начинаю своё письмо именно с этих слов. Вот уже пятьдесят лет минуло с тех пор, как мы с тобой виделись в последний раз, хотя и при таких мрачных обстоятельствах. Столько всего произошло за это время, и как жаль, что такой светлый ум, такой талант, как твой, фактически зарыт в землю, не приносит блага миру. Все эти годы я искренне жалел, что тебя нет рядом со мной.

Я слышал, теперь ты начал раскаиваться в содеянном. Это правильно, Геллерт, ведь то, что творил ты, было ужасно, хоть я и знаю, что ты считал это правильным. Но теперь ты всё понял, бывший друг мой; моя душа возрадовалась, когда я услышал эту новость. Быть может, хотя бы под конец своей жизни ты придёшь к Свету, обретёшь покой.

Знаешь, вот уже несколько лет я думаю о том, чтобы навестить тебя в твоей одинокой башне — а что, не откажут же мне в этой маленькой просьбе? Мы могли бы поговорить, как раньше, сыграть в шахматы… Жаль, что тебе запрещено писать ответы на письма, я хотел бы узнать твоё мнение на этот счёт…

— Поверь, не хотел бы, — проговорил Геллерт, комкая письмо и уверенным движением отправляя его в огонь камина. Ложь. Всё ложь, от первого до последнего слова. Двуличный Дамблдор. Предавший друг.

Следующее письмо отправилось вслед за первым прямо в конверте. Геллерта ничуть не интересовало, что написал ему внук — такой же лицемер, как и Альбус, если не больший. Сын Геллерта тогда, в сорок пятом, без зазрения совести сдал тайное убежище отца, где тот залечивал раны после штурма Светлыми войсками Дурмстранга, тем самым позволив Альбусу застичь врага врасплох и в конечном итоге сокрушить его. И Освальд — весь в отца; всю жизнь выслуживался, где и перед кем только мог, женился на правильной девушке из чистокровной семьи, «отмыл имя Гриндевальдов», как все говорили. И эти его письма, исправно присылаемые дважды в год, полные бодрых историй о том, как строится в мире прекрасное новое будущее — будущее, где нет места идеям Геллерта… Не семья, а сплошное разочарование.