Майлз Кэмерон - Грозный змей

По северу Новой и Древней земель катилась весна. Она пришла в Галле, и в Этруссию, и в Арелат, где люди начали снова бояться ночи, и в Иберию, где весна оказалась ранней. Но прежде всего она явилась на поля Окончании, где земледельцы и их жены приступили к своему непростому труду, как только лед в старых бороздах растаял и земля перестала быть твердой, как булыжник. Все, от йоменов, живущих в каменных домах и впрягающих в свои плуги быков или сильных лошадей, до обитателей крошечных хижин на самом краю плодородной земли, которые впрягались в самодельный плуг сами, а править доверяли старшему из своих детей, – все взрезали холодную землю бороздами. С каждым днем эти борозды тянулись все дальше на север, к границам, а иногда – к обгоревшим полям Джарсея и снова на север, к реке Альбин и к Брогату, где было меньше простых крестьян и больше богатых йоменов, но еще больше батраков вообще без земли. Огромные железные лемехи глубоко взрезали почву, готовя ее к теплу. С севера на юг земля, доступная человеку, постепенно преображалась.

То же солнце, которое оживило поля, согрело и ристалища. Во дворах замков, у конюшен, под внешними стенами, в пересохших рвах устраивали марсовы поля – площадки, где юноши, а иногда и девушки учились сражаться. Мужчины постарше растягивали ноющие мышцы, отогревали на солнышке застывшие за зиму суставы и кляли уходящую юность или собственный возраст. Мужчины, которые жили войной, обнаруживали, что за зиму раздались в талии, и работали как можно усерднее, заодно изнуряя себя постом. Чем больше ходило слухов о войне, тем сильнее становились их удары по чучелу и соломенной мишени. С запада Окситании, из Джарсея и Брогата доносились известия о набегах Диких. Голодные люди и нелюди, не обращая внимания на дурную погоду, нападали на одинокие хутора и лесные дома. Некоторым благородным рыцарям к первому воскресенью поста уже довелось обагрить оружие. Дракон, взглянув на эти земли с высоты, увидел бы не только крестьян, занятых пахотой, но и дым от пожарищ вдоль западной границы между владениями людей и Диких.

Там же, куда ирки и боглины дойти не могли, воители готовились к турниру, который король устраивал в Харндоне. Подгоняли броню, чинили кольчуги, полировали и правили старые доспехи и мечтали попасть в свиту лордов, которые будут сражаться пред взором самого короля Альбы. О подготовке к турниру говорили все: жонглеры и трубадуры, певцы и шлюхи, лудильщики и ландскнехты, шерифы и монахи, все мужчины и женщины, месившие ногами раскисшую грязь дорог.

От Окситании до Брогата ходили слухи, что в Морее Красный Рыцарь одержал невероятную победу и стал владыкой целой страны. В Окситании распевали новую песню о нем и его войске. Когда же трубадуры возвестили, что он набирает пополнение, двадцать юношей обняли своих матерей, надели броню и поскакали на север, в далекий край, к гостинице в Дормлинге.

Была весна, и молодежь думала только о войне.

Изюминка стояла на столе. На ней было алое платье, зашнурованное на левом боку – и шнуровка показывала, что рубахи под платьем нет.

Она пела:

Голос у нее был не слишком-то красивый, скрипучий. Уилфул Убийца даже сказал своим дружкам, что она поет как попугай, а не как соловей. Но пела она громко и пронзительно, а мелодию и припев знали все.

Под «всеми» подразумевались сидевшие в общем зале громадного каменного трактира в Дормлинге, который считался самым большим заведением на всем свете. Там были арки и приделы, как в церкви, и огромные колонны с каменными контрфорсами, и погреба, известные по всей округе. Стены в два человеческих роста были увешаны гобеленами, такими древними и засаленными, насквозь продымленными за шесть сотен лет и измазанными сажей, что никто уже не знал, что на них изображено. Кажется, на самой широкой, задней стене растянулся дракон – прямо за длинной стойкой, которая отделяла слуг и нескольких избранных гостей от целой армии посетителей в зале.