Дмитрий Мазуров - Арена теней [СИ]

— Ближе двадцати метров не подходи: стрелять будем! — грозно кричит Вилли.

Противник в замешательстве. Мы продолжаем двигаться вперед. На нас направлены дула винтовок. Вилли с шумом откидывает предохранитель и снимает с пояса ручную гранату, свой неприкосновенный запас.

— Считаю до трех…

От неприятельского отряда отделяется вдруг уже немолодой человек в унтер-офицерской форме, но без нашивок. Выйдя вперед, он кричит нам:

— Товарищи мы вам или нет?

От неожиданности Вилли даже поперхнулся.

— Черт возьми, а мы вам о чем все время твердим, трусы несчастные! — огрызается Вилли. — Кто первый напал на раненого?

Унтер-офицер поражен.

— Это правда, ребята? — спрашивает он своих.

— Он отказался снять погоны, — отвечает ему кто-то.

Унтер-офицер нетерпеливо машет рукой и снова поворачивается к нам:

— Этого не надо было делать, ребята. Но вы, верно, даже не знаете, что у нас здесь происходит. Откуда вы?

— С фронта. А то откуда же? — фыркает Вилли.

— А куда идете?

— Туда, где вы просидели всю войну, — домой.

— Вот, — говорит унтер-офицер, поднимая свой пустой рукав, — это я не в собственной спальне потерял.

— Тем позорнее тебе водить компанию с этими оловянными солдатиками, — равнодушно откликается Вилли.

Унтер-офицер подходит ближе.

— У нас революция, — твердо заявляет он, — и кто не с нами, тот против нас.

Вилли смеется:

— Хороша революция, если ваше единственное занятие — срывать погоны… Если это все, чего вы добиваетесь… — Вилли презрительно сплевывает.

— Нет, далеко не все! — говорит однорукий и быстро вплотную подходит к Вилли. — Мы требуем: конец войне, конец травле, конец убийствам! Мы больше не хотим быть военными машинами! Мы снова хотим стать людьми!

Вилли опускает руку с гранатой.

— Подходящее начало, — говорит он, показывая на растерзанную повязку Кайла. В два прыжка он подскакивает к солдатам. — Марш по домам, молокососы! — рявкает он вслед отступающему отряду. — Вы хотите стать людьми? Но ведь вы даже еще не солдаты. Страшно смотреть, как вы винтовку держите. Вот-вот руки себе переломаете.

Толпа рассеивается. Вилли поворачивается и во весь свой огромный рост выпрямляется перед унтер-офицером:

— Так, а теперь я скажу кое-что и тебе. Мы тоже по горло сыты всей этой мерзостью. Что надо положить конец — ясно. Но только не таким манером. Если мы что делаем, то делаем по собственной воле, а командовать собой пока еще никому не дадим! Ну, а теперь раскрой-ка глаза, да пошире! — Двумя движениями он срывает с себя погоны: — Делаю это потому, что я так хочу, а не потому, что вам этого хочется! Это мое личное дело. Ну, а тот, — он показывает на Кайла, — наш лейтенант, и погоны на нем останутся, и горе тому, кто скажет хоть слово против.

Однорукий кивает. Лицо его выражает волнение.

— Ведь я тоже был на фронте, чудак ты, — с усилием говорит он, — я тоже знаю, чем это пахнет. Вот… — волнуясь, он протягивает свой обрубок. — Двадцатая пехотная дивизия. Верден.

— Тоже там побывали, — следует лаконичный ответ Вилли. — Ну, значит, прощай!

Он надевает ранец и поднимает винтовку. Мы трогаемся в путь. Когда Кайл проходит мимо унтер-офицера с красной нарукавной повязкой, тот берет под козырек, и нам ясно, что он хочет этим сказать: отдаю честь не мундиру и не войне, я приветствую товарища-фронтовика.

Вилли живет ближе всех. Растроганно кивает он в сторону маленького домика:

— Привет тебе, старая развалина! Пора и в запас, на отдых!

Мы останавливаемся, собираясь прощаться. Но Вилли протестует.

— Сперва Кайла доставим домой, — заявляет он воинственно. — Картофельный салат и мамашины нотации от меня не убегут.

По дороге еще раз останавливаемся и по мере возможности приводим себя в порядок, — не хочется, чтобы домашние видели, что мы прямо из драки. Я вытираю Кайлу лицо, перематываю ему повязку так, чтобы скрыть вымазанные кровью места, а то мать его может испугаться. Потом-то ему все равно придется пойти в лазарет.

Без новых помех доводим Кайла до дому. Вид у Кайла все еще измученный.

— Да ты плюнь на всю эту историю, — говорю я и протягиваю ему руку.

Вилли обнимает его своей огромной лапищей за плечи:

— Со всеми может случиться, старина. Если бы не твоя рана, ты изрубил бы их, как капусту.

Кайл, молча кивнув нам, открывает входную дверь. Опасаясь, хватит ли у него сил дойти, мы ждем, пока он поднимается по лестнице. Он уже почти наверху, но вдруг Вилли осеняет какая-то мысль.