Несколько раз она повертывалась лицом в сторону куста, за которым, тяжело дыша, сидел спрятавшийся леший…
Он видел ее румяное лицо с высокими дугообразными густыми бровями, с глазами, глубокими и огромными, светящимися голубоватым пламенем жизнерадостности и энергии, молодости и красоты, видел ее молодую высокую грудь, непослушно наполовину выбившуюся из-под белой сорочки, видел…
Что-то острое, новое и незнакомое с быстротой молнии пронизало все безобразное тело лешего. Он чувствовал напряжение своих нервов, чувствовал как бы раскаленное железо, прикоснувшееся к его затылку…
Туманом заволоклись глаза безобразного лесного бога… Какая-то дикая необузданная сила толкнула его вперед…
Она уронила свою корзину и с широко раскрытыми глазами, полными безумного ужаса, замерла на месте… Мертвенной бледностью сменился яркий румянец щек, а высокая грудь, высоко вздымаясь, трепетала…
И, стоя перед ней, нервно напрягаясь, леший, казалось, любовался ею, любовался ее страхом… Из полуоткрытого рта его с сухим хрипом вырывалось тяжелое дыхание… Глаза горели зеленоватым, то вспыхивающим, то потухающим пламенем… Горели пламенем змеи, страстным, насмешливым. Губы кривились и передергивались… Гримаса страдания, непонятного, мучительного, исказила все его лицо.
Леший страдал… Страдал от нахлынувшей, непонятной ему страсти… Страдал от безумного острого желания неизведанных наслаждений…
Он страдал, леший, страдал, стремясь к непонятному…
А это непонятное жгло ему грудь, сжимало горло, душило его. Это непонятное вихрем крутилось в его голове… И он страдал, бедный леший… Он, мудрец, язвительный, страстный, остановился перед непонятной ему тайной…
Зачем он стоит здесь перед ней, прекрасной девушкой! Бежать, бежать тебе надо!..
Беги, мудрец, беги от недоступных тебе тайн!
И он хочет бежать, но что-то приковало его к месту. Его взор впивается в ее огромные голубые глаза, с ужасом, не моргая, смотрящие на него…
Огонь его глаз, сверкающий фосфорическим светом, жгучий и властный, притягивает ее…
Медленно она подвигается к нему навстречу, трепещущая, безвольная… Безмолвно стоит он и смотрит… Смотрит пристально, как будто там, в ее глазах, кроется мучающая его тайна… Смотрит так, как будто там, в этих широко раскрытых зрачках, вместе с искрой ужаса и отчаяния, горит пламя этого «непонятного», проклятого и желанного непонятного…
Она подошла вплотную. Он чувствует трепет ее груди, струю горячего сдавленного дыхания…
Взор его жжет ее…
— Пощади, — прошептали дрожащие губы, — кто бы ты ни был, пощади!..
Дикий крик пересмешника истерическим хохотом пронесся по лесу… Замер вдали и эхом отозвался в чаще.
— А!.. Он смеется над ним, смеется над его мудростью, над его страстью?.. Лес смеется над ним, над лешим!
И диким порывистым движением он обхватил ее стан своими мускулистыми руками, поднял ее с земли и побежал…
— Не смей! — крикнула чаща.
— Не смей! — отозвалось на тысячу ладов по лесу.
Но он бежал… Бежал через овражки и болота, прыгая, как пантера, через кусты и поваленные грозой деревья… Бежал с безотчетным желанием бежать…
И только тогда, когда поредели деревья и вдали зазолотились сквозь кусты поля с густой рожью, леший остановился.
Бережно положил он свою ношу в кусты и, скорчившись, тяжело дыша от усталости, сел рядом.
Разметавшись, с разорванной сорочкой и юбкой, она лежала перед ним, полуобнаженная, неподвижная…
И он смотрел на эту наготу, смотрел пристально.
— Хо, хо! — крикнул над его головой пересмешник. — Хо… Глупый, бери же ее! Ты упускаешь свое счастье!
И огонек безумного желания снова загорелся в груди лешего.
— Счастье? Перед ним счастье?.. Эта глупая птица сказала, что это счастье!..
Но ведь он и ищет этого счастья… Он жаждет его, стремится к нему!.. Это счастье?.. О, он хочет его, хочет мучительно, безумно.
— Безумно! — проскрежетал он и упал с ней рядом на траву…
Очнувшись, но все еще с закрытыми глазами, она почувствовала его могучие стальные объятия, почувствовала безысходность его страсти и… безмолвно отдалась ему…
IV
Ожил угрюмый лес…
Безмолвно стоял леший с трясущимися губами, дрожа всем телом, перед своей жертвой…
Холодным безучастием светился его задумчивый взор, устремленный в даль, в глубь этого золотистого просвета опушки леса.
В душе лешего, страстной, порывистой, в его душе, могучей, возвышенной и экзальтированной, царил холод, холод мрачной осенней ночи.
Читать дальше