В проходе все пятилась и пятилась Шаманка, все ее защитники погибли, стража, озверев от страха, слепо лезла вперед, не глядя полосуя и коля своих товарищей по строю. Набравшая сил Шаманка могла достаточно долго держать лапу скар, что она сама и поднимала. В плотном строю, они были смертоносны для своих товарищей и сбивали напор атакующих орков, заставляя их вместо боя, ревниво и с опаской коситься на соседей. При малейшем признаке, часто рожденным воспаленным воображением и страхом, стоящий рядом или сзади воин рубил своего товарищи и в свою очередь получал нож в бок. Скары, успевшие расчистить вокруг себя место для маневра, жили недолго, но крови они стоили немалой. Что-то невнятно воя, они били и били, не обращая внимания на получаемые раны и удары. Только исчерпав полностью свои силы, они падали, и Стража начинала озираться, ожидая очередного монстра. Раскручивающий над головой тяжелый болар страж, всхлипнув, впечатывает в голову своего соседа и, выхватив его копье, втыкает в живот орущему десятнику, в воющего скару втыкают насколько копий и поднимают над головами. Он все еще продолжает размахивать и колоть копьем, потом роняет руки и безжизненно обвисает. Его еще продолжают колоть, так как уже с виду умершие скары внезапно оживали и вновь атаковали.
Шаманка, закусив губу, тихо рыкнула, и стоявший немного в стороне страж, покачнувшись, помотал головой, пряча зажёгшиеся нездоровым блеском глаза, он перехватил копье и напал на таких занятых копейщиков. Они заорали, с трудом уворачиваясь от нового врага в толчее рыхлого стоя. Со спины к скаре пробился молодой жрец с чьим-то макуатлем и одним взмахом вбил его в спину монстру. Скара выронил копье и, выхватив нож, стал неуклюже пытаться вывернуться и достать до противника, таская за собой орущего от ужаса жреца, намертво вцепившегося в рукоять меча. Скару со всех сторон били копьями рядом стоящие, и он наконец повалился. Жрец, судорожно всхлипывая, с трудом вырвал макуатль и, захрипев, с плеча рубанул по рядом стоящему стражу. Знакомо завыл и закрутился в танце смерти, щедро одаривая бывших соратников тяжеловесными плюхами и так же щедро получая в ответ.
Такое повторялось раз за разом, Шаманка пятилась и, скрипя зубами, все продолжала поднимать скар. Поредевшая сотня храмовой стражи сейчас уже не так наседала на нее, как устало резала сама себя.
А жрец, плюясь своей кровью из разорванного Быстрым горла, наконец извернулся и, зацепив его когтями, через голову стянул с себя варга и, шипя от напряжения, впечатал его в пол зала. Со свода посыпались ветки и мусор, Шаманка оглянулась, сразу потеряв контроль за скарами и быстро теряя их. Не обращая на меня внимание, жрец насел на варга, вколачивая его в камень. В него с визгом влетела Таша, и мы все воющим комков зубов, когтей и клинков покатились к стене, с грохотом впечатавшись в нее. Я сломал один из клинков, оставив его где-то в туше жреца и от души приложился об стену. Жрец двумя руками поднял за горло Ташу и, рыкнув, откинул ее в противоположную стену. Пролетев через весь зал, она упала у стены и задергалась, беззвучно открывая и закрывая пасть. Вцепившись когтями в мохнатое ухо жреца, я раз за разом вбивал в него свой клинок, пытаясь достать до мозга. Воя, он сграбастал меня своей лапой, с хрустом сломав ноги и оторвав с куском уха, несколько раз приложил об пол. После чего запустил в поднявшую голову Ташу. Отлетев от ее бока, я прокатился по полу и замер, пытаясь понять - жив ли я.
В глазах все плыло, в теле, казалось, не осталось ни одной не сломанной кости, и я просто выключил боль, сжигая остатки сил в благостном бесчувствии. Зрение рывком вернулось, рассеянное и плавающее, но достаточное чтобы понять, что и твари досталось. Тяжело хрипя, она заталкивала в себя сизые потроха, что вывалились из её разорванного брюха. Это Таша успела перед полетом в стену, вися в его лапах, задними ногами вспороть его почти от горла.
Возле моего лица стукнул об камень посох, скосив глаза, я посмотрел на Шаманку. Она опять стала горбатой и изможденной старухой со встрепанными космами грязных волос. Тяжело навалившись на посох, она наблюдала, как жрец, с трудом ковыляя от столба к столбу, потрошит пленников, на глазах оживая.
- Это, наверное, все? - голос ее был устал и скрипуч. - Славно повоевали. Стражи у него больше нет.
Я услышал нотки вымученной гордости за сделанное. Почувствовал, что у меня немного и с трудом работает одна рука, уперся ей и сел, привалившись к тяжело вздымающемуся боку Таши. Выплюнул себе на грудь крошево зубов пополам с кровью и оскалился ей в усмешке.
Читать дальше