Ингвар Нинсон - Красная книга [СИ]

Но это Ингвар понял уже только, когда вырос. Со временем всегда так.

— А зачем часы?

— Капает. Бей рыбу. Поймаешь, я запущу другие часы.

Из этого следовало, что всего предстояло добыть двенадцать карпов — столько было клепсидр.

— Если будет рыба, я запущу часы. А если не будет рыбы, я запущу акулу. Она тебе поможет с рыбами управляться. А если опять не будет рыбы, я тебя к ней запущу.

— К акуле?

— Да. Они тоже плохо учатся. Тоже тупые.

— А если я всех рыб убью?

— Наступит голод, — недовольно проскрипел Ной. — Океан без рыб погибнет.

— Да нет же, я не про всех вообще, я про...

— Ссы в уши рыбе, — отмахнулся Лоа океана и перевернул клепсидру.

Синяя жидкость потекла тягучими каплями.

Сначала Ингвар растерялся. Сделал пробный бросок. Он не пытался попасть. Хотел только понять, как идёт это оружие. Вспомнить, как работать острогой. Это был самый похожий опыт. Но громоздкий гарпун был куда тяжелее. Сразу же пробил карпу голову. Не понадобилось обращаться к помощи Сейда.

Поддев добычу, Ингвар швырнул её под ноги Ною.

Лоа перевернул вторую клепсидру.

Океан накормит или осиротит, но не похвалит и не отчитает.

Ингвар сразу же ударил в скопление рыбок, заинтересовавшихся облачком крови, которое осталось от предыдущей жертвы. Острога прошла сквозь облачко, но не коснулась рыб.

Великан выдохнул сквозь сжатые зубы. Улыбнулся, через силу. Проламывая улыбкой боль, он представил Тульпу. Но у неё было такое недовольное этим малодушием лицо, что Нинсон сразу же представил Исса.

Исса.

Холодная и ровная грань, туго сжатая до самого минимума — единственная вертикальная линия, основа основ, холод пустоты. Предначертание для остальных рун.

Ледяная руна расплылась по лбу Великана. От воды пахнуло холодом, а кожа покрылась мурашками. Время в клепсидре побежало в три-четыре раза быстрее, чем обычно — капли просачивались вниз с неестественной частотой.

Рыбы вокруг тоже не двигались. Кажется, Исса коснулась и их.

Неловко метнувшаяся в сторону рыбка оказалась пронзена острогой. Добивать её было нечем. Да и клепсидра дожимала последними каплями. Нинсон снял трепыхающееся тело за жабры и бросил Ною.

Тот перевернул третью клепсидру. Вторая к этому моменту была уже пуста.

— Эй! Ты мог бы? Добей животное-то...

— Ох, уж это бабское мягкосердечие... — презрительно хмыкнул Лоа.

Но всё же пристукнул рыбку багром.

Ингвар снова и снова метал ледяную Исса в цель.

Снова и снова представлял, как делал бы это высушенный ветром, выдубленный солью, прокопчённый солнцем Лоа.

Нинсон перестал считать попытки. Просто мазал и мазал.

Исса была неподатливой и хрупкой, прихотливой и ломкой.

Если Великан не расплёскивал оргон, то обязательно промахивался по рыбе.

Если попадал руной Исса, то промахивался по медленной рыбе острогой.

Если рыба становилась вялой, затылок ломило от холода, а боль, в рваном мясе правого плеча удавалось преодолеть, бросок остроги выходил удачным.

Но это вело только к новой пытке. И новым перевёрнутым часам с синей водой.

— Всё, теперь акула! — провозгласил Ной, когда не осталось клепсидр, которые нужно было переворачивать.

— Я же всё прошёл!

Ингвар едва пропихнул эти слова сквозь замёрзшие синие губы.

— Напомни об этом акуле!

Улыбка Ноя была весёлой, но плотоядной. Как у дельфина.

Из сокрытого до поры подводного хода появилось огромное тело. Ингвар потряс головой. Нет, это какие-то образы из сказок. Это он сам себя напугал. Тело хищницы было совсем не огромным, лишь чуть больше метра. Длинным оно казалось из-за хвоста, что ремнём тянулся ещё на метр.

Не акула из саг, что могла топить корабли. Но любой, кто видел на расстоянии вытянутой руки настоящую живую акулу, пусть и скромных размеров, понимал, какой ужас вселяют в сердце теплокровного эти мёртвые серые глаза и сплошь состоящая из зубов пасть, размыкающая голову пополам.

— Ной.

— Мочи эту суку!

Этот кровожадный клич был выплюнут с таким остервенением, что Ингвар не поручился бы, кого подбадривает Лоа — Великана или акулу. На несколько секунд Нинсон застыл в нерешительности. Торопиться было некуда. Время не утекало. Оставалось сообразить, как половчее прибить эту гадину.

Что-то трогательное было в этой свирепой и безмозглой, как считалось, твари. В её мутных глазах прирождённого убийцы. В исполосованной шрамами морде. В дважды проколотом спинном плавнике. В ошалело мечущемся животном, попавшем в чуждую и гибельную пресную воду.