Олег Будилов - По дороге к высокой башне. Часть третья [СИ]

— Какого демона ты меня не разбудил? — напустился я на Холина.

— Чего ты, чего, — бормотал бывший разбойник, протирая слезящиеся глаза, наверно измученный боем он тоже задремал, но сейчас боялся мне в этом признаться.

— Наше войско гибнет, — сказал я, — оно движется сюда, и, если боги смилостивятся над ним, скоро мы увидим Марона.

Из левого крыла ополчения, из тех, кто попытался спастись бегством, не уцелел никто. Их догоняли и добивали по одному, преследуя на дороге, в поле, в зарослях кукурузы. Множество тел извлекли потом из небольшого озера, водой из которого монахи поливали посевы. Кто-то из дворян утверждал, что вода в нем стала красной от крови.

Когда стало понятно, что вернуться в Паус невозможно король приказал пробиваться к монастырю. Ни я, ни Холин не обратили внимание на то, что над обителью до сих пор развивается флаг королевства, укрепленный кем-то из дворян на одной из уцелевших башен. Именно этот символ дал понять гвардейцам, что в монастыре все еще остаются живые защитники. К тому моменту, когда войско развернулось, Марон уже был ранен. Одна из стрел, пущенных молодым степняком, поразила короля в грудь, проникнув между воротом кирасы и шлемным наличьем. Древко обломали, но наконечник оставили в ране. Король мог говорить, но с трудом держался на ногах, поэтому охрана положила его на носилки, сделанные наспех из ремней и обломков копий.

Выслушав новый приказ, гвардейцы повернулись, не меняя воинского строя, отбились от наседавших кочевников, набросали мертвых тел своих и чужих и, пятясь задом, словно раки медленно двинулись к монастырю. Теперь спасти остатки армии могли только слаженные действия и поспешный отход. Уцелевшему ополчению не надо было охранять раненного короля, поэтому наемники с небольшой группой дворян покинули поле боя и намного быстрей основной части потрепанного войска добрались до стен обители. Мы с Холином откатили бочки, встречая израненных солдат. Барабаны больше не стучали. Все юные барабанщики полегли в степи, зато свистульки и трещотки степняков не умолкали ни на мгновение. Кочевники победили и черное воронье сопровождавшее орду все последние дни, с радостным клекотом носилось над степью.

Королевское войско не было разгромлено и, хотя поле боя осталось за великим ханом, но победителем он себя не чувствовал. Уединившись в своем шатре, повелитель весенних бурь, многочисленных табунов, степных трав и ветров задумчиво смотрел на разложенную прямо на земле карту.

Несмотря на то, что народ долины называл степняков варварами, но немногие образованные жители королевства хорошо понимали, что цивилизация, возникшая в бескрайних степях, далеко продвинулась в своем развитии. Древний манускрипт, на котором были изображены окрестности Пауса, мог бы по праву украсить библиотеку любого столичного монастыря.

Изображенный в виде огненного полумесяца земляной вал мало беспокоил хана, впрочем, так же, как и монастырь, нарисованный в форме остроконечного шлема. Его внимание привлекал Паус, который древние художники представили в виде круглого щита, закрывающего проход в долину.

«Щит и есть, — подумал хан, — щит или дверь, ведущая в логово зверя».

В отличие от большинства полководцев древности он привел войска не для того, чтобы обогатиться за счет зажиточного соседа. Хан затаил обиду на владыку, который обещал за свое спасение богатый выкуп, но так его и не прислал. Откуда было знать повелителю степных птиц, что Марон сначала согласился отправить в степь обговоренную сумму, а потом передумал. Хан винил покойного Фифона в том, что тот сумел хитрыми лживыми разговорами смутить его сердце. Благодаря старику он впервые увидел в жителях долины не только будущих рабов, но еще и обычных людей, которые тоже хотели растить детей, пахать поля и выращивать скот. Теперь же мучимый обидой хан представлял их, как неведомую силу, которая бросила вызов его могуществу. Он хотел сломить ее, покорить, но не смог.

Судя по донесениям, большая часть его войска полегла в бою. Сил еще было достаточно для того, чтобы истребить армию короля, которая трусливо спряталась в монастыре, но для захвата Пауса их уже не хватит. Хан, молча, разглядывал карту и словно торговец, кочующий от каравана к каравану, измерял на воображаемых весах собственную удачу. Он понимал, что выбор у него не богат. Он мог потерять под стенами города остатки своего войска или вернуться домой и набраться сил для нового набега. Хан размышлял. Он был умен и прозорлив. В его душе безграничная жадность боролась со здравым смыслом.